Несколько раз Житкову казалось, что глаза нищих следят за ним чересчур пристально. Может быть, в этих глазах была всего лишь мольба о хлебе?.. Возможно. Однако стоило Житкову отойти, как нищий, мельком глянув ему вслед, на мгновение поднимал над головой руку. Житков не видел ни этого жеста, ни того, что следующий нищий, стоящий поблизости, отвечал тем же движением.
Житков поднялся на узенький чугунный мостик, горбом возвышающийся над каналом Доков. Он любил это место, подолгу, бывало, стаивал тут, рассматривая диковинные чудовища, охраняющие мостик. Сказочные звери — что-то среднее между китайскими драконами и крылатыми египетскими львами — были, вероятно, вывезены из далеких стран.
Когда Житков взошел на мост Драконов, туман поднялся уже настолько, что поверхность воды стала совершенно чистой. В окутывающей канал ночной мгле Житков различал тысячи лодок, барок, катеров. Днем они медленно двигались по воде, теперь же стояли неподвижно. Канал Доков — внутренняя артерия порта — был молчалив и безлюден.
Житков сам не знал, сколько времени стоял здесь, перегнувшись через перила мостика. В воде отражалось сияние поднимавшегося над городом розового купола тумана. И вдруг совершенно ясно Житков увидел тень. Колеблемая ленивыми мутными водами, она извивалась по каналу, как тело огромной змеи.
Житкову показалось, что он видит в ней какое-то сходство с каменными изваяниями, охраняющими мост. Вот блеснула и зубчатая корона, увенчивающая голову змеи…
И тут Житков внезапно понял: это кулак, занесенный над его головой…
Впоследствии Житкову рассказали, что его выловили из канала около моста Драконов. Замечательным приборам для спасания утопающих, сконструированным в Институте моря, он был обязан тем, что его легкие, успевшие наполниться водой и тиной, снова дышат. Но на голове его навсегда остался след памятного вечера: шрам от удара кастетом.
Житкову передавали, что, пока он лежал без сознания в портовом госпитале, его друг, капитан Витема, приходил его проведать. Однако же когда выздоровевший Житков наконец покинул госпиталь, «Марты» уже не было в порту.
* * *
Однажды — это было накануне намеченного отъезда Житкова, ему доложили, что какой-то парень привез ему письмо и хочет во что бы то ни стало вручить его лично. Выйдя на палубу, Житков увидел в шлюпке под бортом корабля белокурого паренька лет семнадцати. По тому, как уверенно тот подогнал к борту парохода свою шлюпку и вскарабкался по штормтрапу, можно было догадаться, что он очень силен и ловок. Увидев Житкова, парень вытащил из-за пазухи смятый конверт.
— Если хотите, отвезу ответ, — предложил он.
Житков вскрыл конверт.
«От души сожалею (обратите внимание: «я сожалею!»), что не удалось довести до конца разговор, начатый в баре. Вы мне нравитесь. Постараюсь с вами еще встретиться. Самое забавное: процесс моего аппарата оказался обратимым. Из светового спектра могут рождаться колебания со сверхзвуковыми скоростями. Надеюсь, вы понимаете, что это значит? Гендрик Витема».
— Где он? — воскликнул Житков.
— Кто? — удивленно спросил юноша.
— Капитан Витема.
— Не знаю, сударь.
— Ты же получил это письмо от него?
— Письмо дал мне дядя Юстус, сударь.
Житков подумал, что ослышался.
— Кто?
— Боцман Юстус Мейнеш, сударь.
Житков не верил своим ушам.
— Мейнеш жив?..
— Конечно, сударь.
— Ты можешь провести меня к нему?
Юноша, не задумываясь, ответил:
— Нет, сударь.
— Пойдем со мною, — сказал Житков и бегом спустился к себе в каюту.
Юноша следовал за ним. Житков затворил дверь и положил перед юношей несколько банкнот. У юного посланца загорелись глаза.
— Никто не будет об этом знать, слышишь? Никто! Говори: где Мейнеш?
Юноша рассмеялся.
— Капитан-то небось узнает.
— Кто? Какой капитан?
— Витема, конечно.
— Хорошо, — сказал Житков. — Все, что от тебя требуется, — это не оборачиваться, когда пойдешь к дяде Мейнешу. Нас будут разделять сто шагов.
Юноша покачал головой.
— Двести, триста шагов… — настаивал Житков.
— Идите за мною так, чтобы я не мог вас видеть, — нерешительно проговорил наконец парень.
— Как же я тебя тогда увижу?
— Это уж ваше дело…
Деловито сосчитав деньги, он сунул их в карман широких штанов, молча повернулся и побежал к трапу. Житков едва поспевал за ним. С трудом удалось ему спуститься в шлюпку, прежде чем юноша скрылся из виду на своем легком ялике.
Житков греб изо всех сил, то и дело оборачиваясь, чтобы заметить, между какими пароходами пробирается парень. Тот был хорошим гребцом — его ялик делался все меньше и меньше, удаляясь и углубляясь в пролив Девы.
Житков никогда не бывал в этой части бухты. Слышал только, что там, на песчаных дюнах, нашли последнее успокоение старые корабли. Зачем же гребет туда посланец Мейнеша?
На берегу не было видно признаков жилья. С каждой сотней метров становилось все труднее следить за яликом, делавшим быстрые повороты. Он то исчезал за полузатонувшими корпусами кораблей, то неожиданно появлялся по другую их сторону. Житков налегал на весла. Но в тот момент, когда ему показалось, что он вот-вот настигнет ялик, тот совсем исчез.
Житков крикнул.
Напрасно!
Эхо повторило его крик. Казалось, мертвые корабли смеются над Житковым. Потеряв всякую надежду догнать беглеца, он бросил весла и взобрался на палубу первого попавшегося корабля-покойника. Ноги скользили по обомшелой палубе, каблуки вдавливались в прогнившие доски. Он сделал несколько шагов и остановился в изумлении: из полуразрушенной рубки корабля высунулось бледное лицо со всклокоченными волосами.
— Мейнеш! — крикнул Житков. — Юстус Мейнеш!
— Пойди к черту! — услышал он в ответ.
Только по голосу Житков понял, что перед ним женщина. Из двери рубки выползло крохотное существо, похожее на паучка. Это был ребенок с таким же прозрачным, как у женщины, лицом. На палубы соседних кораблей один за другим вылезали страшные, звероподобные люди. Внимательно и молча они глядели в сторону Житкова.
— Мейнеш! — снова крикнул Житков что было сил. — Юстус Мейнеш!
Он перепрыгнул на палубу соседнего корабля и крикнул еще раз:
— Где Мейнеш?
Высокий тощий призрак со всклокоченной рыжей бородой, в жалких лохмотьях, радостно спросил:
— Вы агент?
Житков не сразу понял вопрос. Потом сообразил, что его приняли за агента по вербовке матросов. Хотел ответить, но было уже поздно. Рыжебородый визгливо кричал что было сил:
