«Может, зря мы это затеяли ночью? Обождать бы до утра». Только на одно мгновенье возникла эта мысль, но тотчас вспомнилось: «Самолёта не будет до мая...»
— Опускай понемногу, — скомандовал Бочкарёв.
Иван ничего больше не спрашивал.
— Полезай!
«Хватит ли верёвки?..» Спускаясь в пропасть, Бочкарёв думал только об этом.
Луна появилась среди туч как-то вся сразу. Она озарила ущелье и превратила крутые скалы в глыбы искрящегося льда. Ветви арчи, темневшей в расщелине, напоминали рога каких-то древних чудищ.
Николай ухватился за эти «рога» и облегчённо вздохнул: «Теперь Иван сможет передохнуть».
Луна медленно взбиралась всё выше и выше, и в свете её туманная пыль так же медленно двигалась к мерцающим звёздам. Теперь Николай спускался более уверенно, отталкиваясь полусогнутыми ногами от замшелой скалы.
«Осторожнее, Коля, осторожнее»,— шептал Иван, обратясь в слух и напрягая всю силу, чтобы удержать скользкую верёвку.
...Мутный рассвет застал их в долине. Тропа отлого сбегала вниз, и Юдин — он скакал первым — увидел небольшой, сжатый скалами аэродром и белеющий на старте самолёт.
— Ждёт!..
— Что это за драгоценность вы привезли?— спросил лётчик, укладывая в фюзеляж длинный, тщательно упакованный свёрток.
— А ты прочитай адрес, — гордо сказал Бочкарёв.
И лётчик прочитал: «Город Козлов. И. В. Мичурину».
— Мичурину? Что же это такое вы можете отсюда Мичурину послать? — удивился лётчик, с любопытством оглядывая пограничников.
Они стояли рядом, в изодранной одежде. Лица обоих были в ссадинах и кровоподтёках, но они улыбались, словно только что подняли со дна морского «золотое руно»...
— Позвольте, позвольте, — перебил садовод подполковника. Он быстро вскочил из-за стола, подбежал к книжному шкафу, достал какой-то журнал и, быстро перелистав его, нашёл нужную страницу.
— Вот слушайте, что теперь я вам прочту.— Парфёнов надел очки и, волнуясь, начал читать: — «Великий преобразователь природы Иван Владимирович Мичурин рассказывал мне, что по его просьбе пограничники доставили ему с далёкой среднеазиатской границы редчайшие образцы дикорастущих, морозоустойчивых плодовых деревьев». Вы знаете, кто это писал? Это написал в тысяча девятьсот сорок четвёртом году покойный президент Академии наук Комаров.
— Они росли чуть ли не у самого ледника, — сказал подполковник. — Мы их всей заставой искали.
— Значит, это были вы? — догадался садовод. — Как же я сразу не понял: ведь ваша фамилия Юдин. Это же подвиг, настоящий подвиг!..
Подполковник улыбнулся:
— Ну какой же это подвиг? Если бы начальник заставы послал не меня с Бочкарёвым, а Петрова с Левченко или ещё кого-нибудь, они сделали бы то же самое: довезли бы яблоньки. Их надо было доставить в Козлов к осенней посадке. Мы верили, что Иван Владимирович вырастит из них новый медовый сорт.
Парфёнов совсем разволновался:
— Замечательно! Всё это просто замечательно. А вы знаете, где сейчас ваши дички? Ведь они послужили подвоем [1] для создания яблонь нашего сада. Я беру с вас слово, что осенью вы обязательно заедете к нам, и мы угостим вас медовыми яблоками. Вам недалеко теперь: от нас до вашего погранотряда всего двадцать пять километров.
Подполковник был взволнован не меньше садовода. Он взял из его рук журнал и молча просмотрел статью академика Комарова.
— А может быть, это и не про нас,— задумчиво сказал он,— может быть, это совсем про другую заставу. Иван Владимирович на многие заставы тогда писал.
— Да разве в этом суть? — разгорячился садовод. — Суть в том, что новую географию растений у нас создаёт сам народ. В этом суть!..
Они долго сидели у растворённого окна — садовод-мичуринец и офицер-пограничник. За окном высились сопки. На зелёных склонах одной из них выделялся большой белый квадрат. Там цвели яблони...
Подвой — растение, к которому производится прививка.
