— На кочевку пойдете. Там гость. Проверите документы у всех. Задача ваша…
Сивцов мог бы поручить это старшине Кондратовичу. И мало ли еще кому. Пожалуй, раньше ему и в голову не пришло бы послать Тверских. Да, к нему он бывал несправедлив. Именно поэтому сегодня пойдет Тверских.
Щеки Игоря горят от радости. Как хорошо! Он снова в поиск. Пусть без Гайки…
— Товарищ капитан, — слышит Сивцов. — Разрешите Баева взять.
«Нужно ли? — думает Сивцов, — Что же, Баев так и будет все с ним ходить? К тому же он недавно вернулся из наряда».
Первое побуждение капитана — отказать. Но он встречает умоляющий взгляд солдата, и решимость его улетучивается.
Сивцову сорок лет. Дети его — сын и дочь — живут далеко, пишут редко. Отцовская нежность заглохла в нем в последние годы. В дни поиска, казалось бы, совсем не место подобному чувству, а оно пробудилось. Удивительный поиск! Он перевернул всю жизнь Сивцова.
— Так и быть, — говорит капитан. — Идите с Баевым.
Игорь, сияющий, влетел в казарму. Он немедля выложил бы напарнику все, но тот сладко спал, уткнувшись в подушку. И всплыли сомнения. Баев еще новичок, зелен, рановато ему все знать. Задача — не спугнуть врага. Вдруг Баев сглупит!
— Мы с тобой патруль, — сообщил он Баеву минуту спустя. — По дороге пойдем, ну… и на кочевку.
— Случилось что?
— Да нет. Для порядка просто…
Баев шмыгнул носом, внимательно поглядел на Тверских и соскочил с койки.
Собрались, вошли к Сивцову. Игорь доложил — наряд к несению службы готов. Капитан оглядел их. Смышленые глаза у Баева! Раньше он видел Баева и всех как бы сквозь серую пелену.
— Задача ясна? — спросил он.
— Так точно, — отчеканил Игорь.
«А посвятил ли он Баева? — спросил себя Сивцов. — Старший наряда, а воспитатель еще неважный».
— И вам ясно? — обратился он к Баеву.
— Соображаю, — отозвался Баев, — никогда мы чабанов не проверяли, — значит, нарушитель там.
— Один нарушитель?
— Так точно. Кабы двое, и разговор другой. Руки вверх — и баста.
Сивцов заметил, как покраснел, потупился Игорь. А Баев молодец! Впрочем, поражаться нечему. Замысел поиска, его тактика как-то стихийно становятся достоянием его рядовых участников, военных и штатских. Это в порядке вещей у нас. Директивы с пометкой «секретно» совпадают со здравым смыслом простых людей, со смекалкой народа, перенесшего войну, испытанного и в тайных схватках с врагом. Прямой расчет велит — не спугнуть, проследить за нарушителем, чтобы изловить и его сообщника.
— Каждый солдат должен знать свой маневр, — молвил Сивцов. — Еще Суворов указал.
Он повторил то, что перед тем сказал Игорю, — проверить у всех документы, вести себя так, чтобы успокоить гостя, а затем расположиться в секрете, на высотке. Капитан показал высотку на плане. Застава охватывала кочевку Арсена Давиташвили цепочкой секретов. С наступлением темноты наряды передвинутся ближе к скале…
До ворот заставы оба шли молча. Игорю было неловко перед младшим.
— Не успел я, видишь, — начал он примирительно. — Я думал тебя в курс ввести…
Он пытался обрести обычный тон старшего, покровительственный и чуточку небрежный, но это не удавалось.
Лукавая улыбка мелькнула на лице Баева. «Ничего ты не думал», — означала она. Но Баев не обиделся. Важное задание захватило его, он заговорил с жаром. Лазутчик, верно, испугается при виде пограничников. Главное — держать себя в руках. Обращение должно быть со всеми одинаковое.
— Будто мы первый раз видим всех — и чабана и Гиви. Э, Игорь, — Баев подмигнул, — девушку твою тоже проверим.
— Мою! — буркнул Игорь. — Иди ты!
— Да что ж ты снова побледнела? — продекламировал Баев. — Так, няня, право ничего.
— Чудило ты!
— Евгений Онегин. Роман в стихах.
— Да? Ты один грамотный? Поздравляю! — огрызнулся Игорь. — А насчет Лалико… Заладили вы все, будто я… Ну, знакомы слегка. Ну, танцевали разок. Дев много, брат. Больше, чем требуется.
Последние слова были не его — так выражался один юный прожигатель жизни, которого Игорь знавал в Москве. Несколько раз начинал Игорь письмо к Лалико. И все не то. Или холодно получалось, или жалобно. Нет, унижаться он не станет! Вот поговорить бы с Лалико сегодня! Не при Баеве только, а с глазу на глаз…
Игорь хотел объясниться с Лалико и в то же время робел. Он скрывал эту робость от Баева и даже от себя. И почувствовал облегчение оттого, что не Лалико открыла дверь сакли, а сам хозяин, Арсен.
За столом сидел гость — обросший, грязный. Расстегнутая куртка, мятая, с пятнами смолы, обнажала волосатую грудь и ладанку — кожаный мешочек на бечевке, засаленный дочерна.
— Пограничный наряд, — произнес Игорь, козырнув. — Прошу предъявить документы.
Листая паспорт Арсена, он искоса поглядывал на гостя. Отсветы очага скользили по его лицу. Он сидел в той же позе, катал по столу хлебные шарики и, казалось, не замечал пограничников.
У порога встал с карабином Баев. Окна сакли, прорубленные в толстой бревенчатой кладке, заделаны железными решетками. Не сбежит гость!
Однако он и не думал бежать. Голова его клонилась, он точно дремал. Шевелились только пальцы на столе, немытые, черные. Игорь шагнул к нему. Гость откинулся, схватившись за край стола, уставился на пограничника. Что было в глазах этого человека? Страх? Злоба?
Арсен проговорил что-то по-грузински. Гость ответил. Игорь не понял, но уловил дрожь в голосе, зябкую дрожь испуга. Стало спокойнее.
Паспорт у гостя был совсем как настоящий. Игорь как ни всматривался, не мог найти изъяна.
— Мурадов, — прочел он и протянул паспорт. — Все в порядке, гражданин Мурадов…
Арсен заговорил опять, должно быть, переводил, но гость понял. Он поднялся, жадно схватил паспорт и засунул куда-то очень глубоко в недра своей замызганной куртки. Чуть ли не за спину. Кланяясь, он прикладывал руки к сердцу, — очевидно, благодарил.
— Тьфу! — сплюнул Игорь, когда солдаты вышли. — Гражданином назвал его…
— Я бы и так догадался, что это он… — сказал Баев. — Висюлька-то! Вместо креста, что ли, у них? У того точь-в-точь такая же на шее.
Баев прав — ладанка была и у того, первого нарушителя.
— Слышь! — сказал Баев. — Почему он против нас, а? Из бедных, видать. Тощий, дикий какой-то. Рук не моет… А поклоны отбивал, — Баев засмеялся, — ровно старуха перед иконой.
А на кочевке жизнь шла своим чередом. Лалико нарвала телятам сладкой травы, попрощалась с ними, потрепав каждого по теплой, ласковой мордочке, и спустилась к жилью. Она разожгла заглохший в очаге огонь, вынесла собакам кости — остатки вчерашнего обеда, вымыла котел, принялась за стряпню. Гость, явившийся к отцу рано утром, спал на топчане, храпел.
