Поначалу не думал. Конечно, не в морозную февральскую ночь двенадцать лет назад.
В два часа утра Франсуа закончил работу в «Крутом джазе» в Китайском квартале. К тому времени, когда он вышел из клуба, улица была пуста. Или ему так казалось, пока он не натолкнулся на что-то лежащее комочком под дверью.
Это была тощая девушка-китаянка с длинными и прямыми черными волосами. Несмотря на зимний холод, пальто на ней не было. Только испачканное красно-оранжевое платье без рукавов и черные лакированные сапоги на очень высоких каблуках. Руки ее были голыми, а отметины на них сказали ему все остальное. Склонившись, он разглядел ее лицо. Посиневшие губы и бледная кожа. Слишком бледная.
Он встряхнул ее, но она казалась бездыханной. Рядом с ней на земле ничего не было. Ни сумочки, ни пальто. На ее платье было два кармана, но и в них он не нашел ничего удостоверяющего, кто она такая. Что делать? Было поздно, холодно, он устал. Но она была такая одинокая, беспомощная; если он просто уйдет, она не выживет.
Франсуа поднял ее и донес до своей маленькой машины. Она была легкая, словно ребенок, а кожа казалась слишком липкой.
В больнице, в кабинете экстренной помощи, медсестра и дежурный врач приняли ее, уложили на каталку и спросили, знает ли Франсуа, что с ней, а когда он ответил, что понятия не имеет, быстро увезли.
Через несколько минут приемная медсестра села рядом и завалила его вопросами. Какая у нее история болезни? Похоже, что она пострадала от передозировки наркотиков. Уверен ли он, что не знает, сколько она приняла? Как ее зовут? Как зовут его? Какие у них отношения?
Франсуа решил, что правда не поможет никому. Полицейские ни за что не поверят, что он просто не смог пройти мимо и оставить ее там. Они заподозрят, что он ее сутенер. Или, еще хуже, что сам и продал ей наркотики.
– Она моя племянница, – сказал он. – Мой брат довольно жестокий отец. Они живут в Шербурге. Она убежала из дома несколько дней назад, и я подозреваю, пришла в клуб в поисках меня, чтобы я ей помог… Но найти меня в клубе ей не удалось.
– Как ее зовут? – снова спросила медсестра.
Франсуа не знал ее имени, поэтому назвал первое, что пришло ему в голову, вспомнив последнюю песенку, которую они играли в ту ночь: «Моя смешная Валентина».
– Фамилия? – продолжала медсестра.
Он назвал свою фамилию.
Следующие восемь часов, пока они спасали Валентину, он провел в комнате ожидания, борясь со сном.
На улицах было много проституток, и ему никогда не хотелось изображать святого, спасая их. Почему она? Почему он беспокоился о ней?
На следующий день ему позволили повидаться с ней. У нее были мокрые волосы и бледная кожа, покрытая потом. Все ее тело сотрясалось от ломки. Она была такая тощенькая, что совершенно утонула в голубой больничной пижаме. Маленькая, потерянная девочка.
От ее безнадежного взгляда он чуть не заплакал.
Несмотря на то что Валентина его не признала, медсестра посоветовала ему остаться.
– Ей полезно ваше присутствие, чтобы она знала, как о ней заботятся.
Он был ей чужим. Его присутствие никак не могло помочь девушке. Тем не менее он остался и сидел рядом с кроватью, а ее крутило, ломало и сотрясало от рвоты. Франсуа провел с ней весь следующий день, пока она переживала самый трудный период ломки.
Потом он стал регулярно навещать Валентину, приходя каждое утро, пока не наступало время отправляться в клуб «Крутой джаз». Ежедневно врач предоставлял полный отчет, знакомя Франсуа с препаратами, снимающими зависимость от наркотиков, и антидепрессантами, которые ей давали, и сообщал о ходе лечения.
– Не ждите слишком многого и слишком быстро, – предупредил он.
Когда Франсуа входил в ее палату, она обязательно отворачивалась от него. Если он пытался с ней поговорить, она сжимала губы и упрямо молчала. Медсестра сказала, что это результат интоксикации, что ему не стоит принимать это на свой счет или обижаться.
На пятый день ее пребывания в больнице врач сказал Франсуа, что Валентина готова к выписке, если он готов забрать ее домой.
Домой? Об этом он не подумал. Взять ее домой он не мог.
Войдя в палату, он увидел, что она сидит на краю кровати, умытая и одетая, болезненно худая, с грустным выражением на лице. Глаза ее были сухими, но он заметил на щеках следы от слез.
– Они тебя не выпустят, если кто-то не возьмет на себя ответственность, – сказал Франсуа. – У тебя есть кто-то, кто может тебя отсюда забрать?
Она молчала.
Платье, которое было на ней, когда он привез ее в больницу, красно-оранжевое, шелковое, с маленькими погончиками на плечах, в светлой больничной палате смотрелось потрепанным и слишком ярким. Высокие лакированные сапоги на стоптанных каблуках выглядели дешево.
– Тебе есть куда идти?
Молчание.
– У тебя есть сутенер? Ты с ним жила? Это он дал тебе наркотик?
Она снова промолчала, но он заметил, как запульсировала бледно-голубая вена у нее на лбу.
– Хочешь, я пущу тебя пожить на время?
Она пожала плечами.
– У тебя есть где жить?
Наконец она повернулась к нему лицом. Ярость в ее глазах испугала его.
– Хочешь, чтобы я с тобой трахалась за крышу над головой? Тебе это надо? – хрипло и грубо прошипела она. – Не буду заниматься этим снова. Никогда. Постараюсь как-нибудь сама о себе позаботиться, но только не это.
– А я и не прошу со мной трахаться, – засмеялся он. – Дорогая моя, я гей с ног до головы.
Она подняла брови.
– Тогда в чем дело? Чем мне придется заниматься?
– Ничем, разве что убирать за собой.
Подозрительность сменилась удивлением.
– Почему ты мне помогаешь? – Голос ее вдруг стал совсем детским.
Ответа у него не было. Он не знал, почему. Несколько секунд они сидели молча. Валентина на краю больничной койки, свесив ноги, которые даже не доставали до пола, Франсуа в кресле из искусственной кожи с потрескавшимися подлокотниками. Снаружи в коридоре слышался мерный шум больничной суеты, заполнивший тишину в палате.
– Я очень отличался от своих братьев и сестер, – произнес Франсуа. – Никто не дружил со мной… кроме собаки. Она должна была принадлежать всем, но по-настоящему она была только моей собакой. Даже спала со мной. Перед тем как лечь спать, я выводил ее погулять. Я всегда ждал, пока она сделает свои дела и набегается, и она всегда возвращалась ко мне. Только однажды я провел на улице всю ночь, разыскивая ее. А потом отказался идти в школу и продолжал поиски. Не переставая, думал, какая она беспомощная. Какая ранимая. Когда найти ее мне не удалось даже на следующую ночь, то я начал молиться, чтобы ее забрали хорошие люди. Мне было безразлично, что ее украли. Только бы она не валялась где-нибудь одна… раненная…