— Он замерз, — ответил вполголоса Воронов, и мне показалось, что он боится нарушить тишину, пришедшую в долину с сумерками. — Он шел против сильного ветра, шел, пока были силы.
— Значит, ветер?
— Я думаю, ветер.
Воронов покосился на прокурора, рассовывавшего по карманам вещи Сосновского. В штормовке Воронов уже ничем не отличался от тех спасателей, что встретили нас у сосны.
— Понимаешь, он погиб не случайно, — сказал Воронов, и меня еще раз поразила боль, прозвучавшая в его словах. Меня удивил не столько его внезапный переход на «ты», сколько тон.
— Он шел к какой — то цели. Шел ради чего — то очень серьезного, — сказал он все так же тихо, видимо, только для меня. — Видел, сколько льда у него под подбородком? Это от дыхания. Он еще долго жил, он бы мог вернуться к костру, но он шел вперед.
— Вы думаете, он видел отсюда костер?
— Это совершенно очевидно. Даже в самую сильную метель отсюда костер должен быть виден.
Мы поднимались вдоль границы леса прямо навстречу солнцу, которое начало прятаться за вершину. Густо — фиолетовая вершина была окаймлена алой полосой. Поднимались без лыж, выбирая места, где снег спрессовался и не проваливался. Потом пошли камни. Камни торчали из — под снега, отчего все плато казалось рябым.
Палатка сосновцев была под самой вершиной, мы ее заметили, когда были буквально в десяти шагах. Небольшой холмик, из которого торчали две лыжные палки. Они, как потом выяснилось, были приспособлены в качестве шестов для оттяжек. Легкие порывы ветра шевелили клочки брезента.
На палатке лежал толстый слой спрессованного ветрами снега. Только в одном месте туристы попытались его снять — там темнело полотнище в дырах, сквозь которые проглядывали вещи.
— Мы не стали раскапывать до вашего приезда, — объяснил Васюков прокурору. — Раскапывать надо лопатами, палки не берут.
Новиков сгреб, сколько мог, снег с палатки, ему помогал Воронов. Попытались свести рваные края вместе — разрывы шли в беспорядке, пересекая друг друга.
— Так, — сказал Новиков, — понятно. Попробуйте вытащить, что сможете, из палатки.
Двое спасателей, вооружившись лыжными палками, начали расковыривать снег. Сначала вытащили какой — то мешок, в котором с трудом узнавался рюкзак, потом лыжную куртку, настолько промерзшую, что она казалась обломком камня.
— Николай Васильевич, пора уходить, — напомнил Воронов. — Уже темнеет.
— Минуточку, успеем…
Новиков встал на колени и запустил руки в палатку. Там что — то затрещало. Новиков побагровел от напряжения, и вдруг большой пласт снега хрустнул и приподнялся, обнажив брезентовый бок. Снег сбросили. Новиков растянул дыру пошире, и палатка раскрылась.
То, что увиделось, поразило хаосом: одеяла, куртки, валенки — все было перевернуто, скомкано и перемешано со снегом.
— Пусть все так и останется. Завтра сфотографируем, — решил Новиков.
Из вещей он взял с собой только кожаную офицерскую сумку. По всей вероятности, в ней были документы.
От солнца остался узкий серп — оно почти целиком ушло за вершину. Вся долина погрузилась в фиолетовые сумерки. Мы уходили на восток по тому самому плато, где нас высадил вертолет.
— Через два — три года Сосновский стал бы мастером спорта, — сказал Воронов, догнав меня. И тут же без всякого перехода и паузы добавил: — Вы ничего не имеете против того, чтобы мы были на «ты»? У туристов есть такая поговорка: «Кто ел одной ложкой из общей чашки, тот принес присягу в верности друзьям», — усмехнулся он.
— Я не захватил с собой даже зубной щетки, не говоря уже о прочем.
Воронов успокоил:
— Что — нибудь придумаем. Свитер у меня есть запасной, а штормовку дадут ребята. Хуже со спальным мешком. Мешков мало, придется спать по двое. Поместимся?
— Как — нибудь поместимся, — сказал он минуту спустя.
И ни слова, даже намека, на то, что осталось внизу, в долине. Я почувствовал раздражение от его спокойного голоса, от этих мелочей, которые занимали его. Спальный мешок, свитер… Где остальные шесть ребят? Здесь, под снегом? А если не здесь, если у них именно эта ночь может оказаться последней?
Солнце уже скрылось за вершиной, мы были на границе дня и ночи. Ночь догоняла нас по пятам, и одно время казалось, что мы оторвемся от нее, но вдруг малиновая верхушка вершины потемнела, словно остывшее железо, и нас окутали сумерки.
На плато сиротливо бился на ветру флаг, но вещей, выгруженных из вертолета, уже не было. Нас дожидались двое провожатых. Они объяснили Воронову, что все вещи спущены в лагерь, а лагерь разбит внизу, на берегу Малика, и Воронов похвалил: «Молодцы».
— До Малика с километр лыжня проложена, но спуск довольно крутой, — сказал в ответ на похвалу один из провожатых.
— Договоримся сразу, — предупредил меня Воронов. — Николай Васильевич падает направо, а ты налево.
— Почему я должен падать? — возмутился Новиков. — Я на лыжах, слава богу, с пяти лет.
— Ну, если так…
Впереди пошли туристы. Я шел третьим, за мной Новиков. Наст был такой твердый, что пялки скользили, как по льду, и я беспрерывно терял равновесие.
Из — за хребта дул ветер, обжигал лицо и забирался под пальто. Я позавидовал туристам. Они плотно упакованы в штормовые костюмы. На головах шерстяные шапочки и капюшоны, на ногах брезентовые чехлы — бахилы, Все продумано до мелочей. Настоящая снего — ветрозащитная упаковка.
Далеко внизу, на юго — востоке, вдруг вспыхнула зеленая ракета. Потом вторая. Идущий впереди меня проводник остановился, вытянул руку вверх и выстрелил. Все случилось так неожиданно, что я инстинктивно шарахнулся в сторону.
Красная ракета описала дугу, залила снег сиропом
— Там лагерь?
Провожатый обернулся, на ходу перезаряжая ракетницу.
— Отряд Лисовского, — сказал он глухо, словно из бочки. — Получили по радио приказ идти к нам. Часа через два придут.
Сзади меня послышались проклятия. Новиков упал, неудачно врезавшись в куст вереска.
— Дальше пойдет мягкий снег, — утешил тот, что стрелял из ракетницы. Он повернулся ко мне лицом, и теперь я понял, почему он бубнит. Половина лица у него была под маской. Он помог Новикову подняться и подал ему палки.
— Как вы думаете, — сказал Новиков, — они тоже шли по этому плато?
— Конечно, — ответит тот. — Мы шли по их следам. Следы обнаружили вон там, на Малике, — указал он вниз, в темноту. — Они не могли обойти это плато. Но фирн сейчас кончится. Скоро кончится, — успокоил он — и Новикова, и меня.
— А палатку мы нашли по азимуту, — объяснил наш проводник, пропуская меня вперед. — На фирне следы не остаются, мы засекли их направление по компасу и вышли на палатку.
