С того самого дня, когда он с одной промывки снял семьсот долларов и долго просидел на корточках над тазом, думая свою думу, Харниш больше не брал в руки кайла и заступа. Вечером этого знаменательного дня он сказал Джо Ледью:
— С тяжелой работой кончено. Теперь я начну шевелить мозгами. Стану разводить золото. Золото будет расти, было бы умение да семена. Когда я увидел на дне таза семьсот долларов, я понял, что наконец-то семена мне достались.
— А где ты будешь их сеять? — спросил Джо Ледью.
Харниш широким взмахом руки показал на всю окрестность, вплоть до далеких ручьев за водоразделами.
— Здесь, — сказал он. — Увидишь, какой я соберу урожай. Здесь миллионы зарыты, надо только уметь их почуять. А я сегодня почуял их, когда семьсот долларов глянули на меня со дна таза и весело прощебетали: «Ага! Пришел наконец, Время-не-ждет!»
Элам Харниш, прославленный герой первой поры старательства на Аляске, теперь, после находки Кармака, стал героем Клондайка. Молва о том, как он почуял там золото и сумел приготовиться к новой золотой горячке, облетела всю страну. Среди самых отчаянных вряд ли нашлось бы пять счастливцев, которые вместе обладали бы таким богатством в земельных участках, как он один. Мало того, он все с тем же азартом продолжал расширять свои владения. Рассудительные люди качали головой и предсказывали, что он потеряет все до последней унции. Уж не воображает ли он, что вся страна сплошь состоит из золота? Разве можно так рисковать, пока не добрались до жилы? Непременно зарвется и останется ни с чем.
С другой стороны, все признавали, что владения Харниша стоят миллионы, и много было людей, которые безоговорочно верили в его счастье. Невзирая на свою баснословную щедрость и бешеное расточительство, он обладал трезвым, расчетливым умом, даром предвидения и смелостью крупного игрока. Он умел угадывать скрытое от глаз будущее и вел рискованную игру, с тем чтобы либо сорвать куш, либо потерять все.
— На Бонанзе слишком много золота, — доказывал он. — Не верю, что это только гнездо. Где-то должно быть главное месторождение. Откроется золото и на других ручьях. Вы поглядывайте на Индейскую реку. Почему бы по ту сторону клондайкского водораздела не быть золоту, раз оно есть по эту сторону?
В подкрепление своих слов он послал с десяток старательских партий, ссудив их деньгами и снаряжением, в бассейн Индейской реки. Кроме того, он нанял людей, которым не досталось хороших участков, для разработки своих заявок на Бонанзе. Платил он им не скупясь — шестнадцать долларов за восьмичасовую смену; смен было три. Съестных припасов у него для начала хватало на всех; а когда пароход «Балла» последним рейсом пришел с грузом продовольствия, Харниш уступил Джеку Кернсу участок под склад в обмен на запасы и всю зиму 1896 года кормил ими своих работников. Это была голодная зима, мука стоила два доллара фунт, а у Харниша по-прежнему работали в три смены на всех четырех участках. Другие владельцы участков платили по пятнадцати долларов, но Харниш первым начал нанимать людей и всегда платил им по полной унции; поэтому у него и были отборные работники, труд которых с лихвой окупал высокую оплату.
Ранней зимой, вскоре после того, как Юкон покрылся льдом, Харниш повел особенно азартную игру. Сотни золотоискателей, застолбивших участки поблизости от Бонанзы, не найдя богатых россыпей, вернулись на Сороковую Милю и в Серкл. Харниш взял в Аляскинской торговой компании закладную под один из принадлежащих ему участков и, сунув в карман аккредитив, запряг своих лаек и отправился вниз по Юкону со скоростью, на которую только он был способен. В эту поездку он сменил двух индейцев — одного на пути туда, другого на обратном — и четыре упряжки собак. И на Сороковой Миле и в Серкле он скупал участки десятками. Многие из них не оправдали надежд, но были и такие, где оказалось больше золота, чем даже на Бонанзе. Он покупал направо и налево, иногда по дешевке — за пятьдесят долларов, но один раз ему случилось отвалить пять тысяч. Произошло это в салуне Тиволи. Речь шла о заявке в верховьях Эльдорадо; и когда он согласился на эту неслыханную цену, Джекоб Уилкинс, один из старожилов, только что вернувшийся с Клондайка, поднялся и направился к двери.
— Послушай, Время-не-ждет, — сказал он. — Я знаю тебя уже семь лет и всегда считал, что ты человек разумный. А теперь ты всем даешь обирать себя. Ведь это грабеж, и больше ничего. Пять тысяч за клочок земли на этом паршивом выгоне для лосей! Да это — чистое жульничество! Глаза бы мои не глядели! Уж лучше я уйду.
— Вот что я тебе скажу, Уилкинс, — возразил Харниш. — Вокруг Клондайка столько золота, что мы не можем разведать всего полностью. Это лотерея. Каждый мой участок — лотерейный билет. На какой-нибудь да придется большой выигрыш.
Джекоб Уилкинс, стоя в дверях, недоверчиво хмыкнул.
— Подумай, Уилкинс, — продолжал Харниш. — Вдруг бы ты узнал, что пойдет дождь из похлебки. Что бы ты сделал? Конечно, накупил бы ложек. Так вот я и покупаю ложки. А когда на Клондайк с неба хлынет похлебка — тому, кто придет с вилкой, ничего не достанется.
Но тут Уилкинс вышел, сердито хлопнув дверью, а Харниш отправился регистрировать свою покупку.
Вернувшись в Доусон, он развил бурную деятельность, хотя, верный данному себе слову, не прикасался к кайлу и заступу. Дел у него было по горло. Разведка месторождения — работа сложная, и ему часто приходилось самому объезжать прииски, чтобы решить, какие участки бросить, а какие оставить за собой. В ранней молодости, еще до приезда в Аляску, он разрабатывал кварцевую породу; и здесь, на Клондайке, он мечтал найти золотую жилу. Он знал, что россыпи — дело непрочное и только залежи кварца, содержащие золото, сулят подлинное богатство. В течение многих месяцев он посылал людей на разведку. Однако залежь так и не была обнаружена; и впоследствии, много лет спустя, Харниш подсчитал, что эти поиски обошлись ему в пятьдесят тысяч долларов.
Но игра шла крупная. Как ни велики были издержки, состояние Харниша росло с каждым днем. Он скупал паи, входил в долю, ссужал продовольствием и снаряжением в обмен на участие в добыче, сам делал заявки. Круглые сутки его упряжки были наготове, собаки его славились резвостью; едва доходила весть о новом открытии золота, не кто иной, как Время-не-ждет, мчался впереди всех сквозь мрак долгих морозных ночей и первым столбил участок возле находки. Случалось ему и просчитаться: многие участки не дали ничего. Но так или иначе, Харниш стал владельцем обширных золотоносных земель на Серном ручье, на ручье Доминион, Эксельсис, Сиваш, Кристо, Альгамбра и Дулитл. Тысячи долларов, выброшенные им, притекали обратно десятками тысяч. Люди с Сороковой Мили, помнившие, как он купил две тонны муки, всем рассказывали об этой покупке, — по общему мнению, она принесла ему если не миллион, то уж никак не меньше полумиллиона. Всем было известно, что его доля в первой заявке на ручье Эльдорадо, купленная им за полмешка муки, стоила теперь пятьсот тысяч долларов. Но когда Фреда, танцовщица, перевалив через Чилкут и в самый ледоход спустившись в лодке по Юкону, приехала в Доусон и нигде не могла купить муки, хотя предлагала тысячу долларов за десять мешков, Харниш послал ей муку в подарок, даже ни разу не видев ее. Такой же подарок получил от него католический священник, открывший первую больницу на Клондайке.
