Пока все шло по задуманному. Правда, Рябов не знал, о чем уже дважды передавал открытым текстом бот, но успокаивал себя тем, что пока они, кажется, никакой промашки не допустили.
Минуты шли, и с каждым оборотом винта приближалась та из них, в течение которой нужно будет отдать буксир. Промедление здесь не прощалось. Это Рябов сознавал, как никто другой на корабле, и с нетерпением ждал этой минуты, мысленно представляя себе нагреваемые события.
Каждый раз, когда Рябову приходилось попадать в сложные многоходовые ситуации, ему на помощь приходил опыт — его собственный или заимствованный, чужой. Этот опыт содержал в себе бесчисленное множество способов и приемов, рассчитанных чуть ли не на все случаи жизни и помогающие выбрать оптимальное решение, Но случалось и так, что привычные схемы не помогали. Тогда приходилось идти ощупью, искать новый ключ, экспериментировать, словно в лаборатории. Сегодняшний случай требовал именно этого.
Рябов не впервые сталкивался с браконьерами. Он и раньше ловил их. И приводил в базу. И составлял акты. И производил досмотр. Но тогда все было просто — браконьеров брали с поличным. Сегодняшний случай не был похож на все предыдущие. Пока что он напоминал известный вариант с котом в мешке, и в какие-то моменты Рябову казалось, что этот кот может оказаться простым чучелом. Чем, собственно, располагал он? Сходством судов? Но в океане плавают сотни похожих кораблей. Предположением, что авария организована с умыслом? Но ведь не обязательно садиться на камни, чтобы получить пробоину. Судно деревянное, сработанное, наверное, еще до потопа. Оборвалась сетка с грузом — вот тебе и дыра. Но интуитивно Рябов чувствовал слабость подобных возражений. Он не верил в совпадения и, подвергая сейчас сомнениям свои же собственные выкладки, этим самым хотел лишь исключить из них элемент случайности.
— Возьмите маяки, лейтенант, — приказал он штурману.
Впрочем, можно было бы и не определяться: Рябов и так знал, что не пропустит нужный момент, и, отдавая приказание, он действовал скорее в силу привычки.
— Через шесть минут будем в заданной точке, — доложил вернувшийся штурман.
— Хорошо, — сказал Рябов, берясь за рукоятку машинного телеграфа — шесть минут погоду не делали.
— Отдать буксир! — скомандовал он и толкнул рукоятку.
С разбегу «охотник» как бы осел и, сбитый затем волной, ударившей его в скулу, стал уваливать вправо. Обвисший буксир зацепился серединой за воду, срезая верхушки волн. Бот По инерции прокатился еще немного по следу «охотника» и тоже стал уваливать под волну. Дверь рубки на боте отворилась, из нее выглянули двое, третий, как чертик из табакерки, высунулся из тамбура на корме.
Рябов посмотрел на часы. И хотя с начала маневра прошла всего минута, ему казалось, что эволюция непозволительно затягивается.
«Копается боцман», — раздраженно подумал он и перевел взгляд на бот.
Там, по-видимому, еще ничего не поняли и продолжали спокойно наблюдать за происходящим.
— Живее на корме! — не вытерпел Рябов.
Наконец он увидел, как буксир змеей скользнул по палубе и исчез в воде. Рябов вернул рукоятку телеграфа в первоначальное положение.
— Лево тридцать! — крикнул он рулевому в переговорную трубу.
Обернувшись, он увидел выраставший за кормой бурун, стремительно отдалявшийся бот и фигуры мечущихся по его палубе людей.
Игра в поддавки кончилась. Карты были раскрыты, и теперь выигрывал тот, кто заранее точно рассчитал все ходы.
Бот перехватили, когда он уже огибал банку. Депеша сообщников застала браконьеров явно врасплох, в спешке они даже шлюпку не успели поднять на палубу — она из стороны в сторону моталась на буксире за кормой, нагруженная широкими низкими корзинами с рыбой.
Однако бот сделал отчаянную попытку улизнуть. Не сбавляя хода, он устремился прямо на корабль, видимо, рассчитывая ошеломить пограничников своей дерзостью и под носом у них проскочить к границе.
— Дудки! — весело сказал Рябов. — Допрыгались, субчики! Ракету! — приказал он.
Но на боте, как видно, собрался отпетый народ. Не обращая внимания на предупреждение, словно это была не ракета, а обыкновенная спичка, бот продолжал идти на сближение.
Рябов понял, что ракетами таких людей не остановишь.
«Что ж, — подумал он, — тем хуже для них». И, обернувшись к помощнику, негромко сказал:
— Боевая тревога!
Только тогда на боте поняли, что зарвались. Судно резко сбавило ход, потом остановилось вовсе.
«Так-то лучше, — подумал Рябов, — задним умом все крепки».
Он не пошел на бот — и так все было ясно.
Через час досмотр кончился, обе стороны подписали акт. Сдав вахту помощнику, Рябов спустился в каюту и, не раздеваясь, лег. Но и сквозь сон он слышал за тонким металлом борта сочные всплески густой зимней воды и чувствовал рывки буксира, на котором, как загарпуненный кит, рыскал с волны на волну бот браконьеров.
В. Чичков
Тайна священного колодца
Повесть о древних индейцах майя и их сокровищах
Второй день мы едем к далекому и таинственному Юкатану. Монотонно гудит, мотор Дорога серой шуршащей лентой бежит под колесами автомобиля. Остались позади перевалы Центральной Мексики с красивыми заснеженными вершинами. Некоторое время дорога пролегала вдоль морского берега, а потом начались джунгли. Они подступают к самой обочине дороги и, кажется, хотят поглотить асфальт. Но серая лента убегает вперед. Она проносит нас через тропические болота, где торчат из воды засохшие и обожженные солнцем деревья, где высоко в небе, распластав крылья, вьются в поисках падали черные сопилото.
Иногда на асфальте попадаются раздавленные кобры. Наверное, рядом с дорогой в зеленой болотной жиже плавают они, чуть приподнимая свои плоские змеиные головы и разглядывая мчащиеся машины.
И снова тропический лес. Высокие деревья переплетены лианами. С разных сторон слышатся крики птиц, обезьян, рев зверей. Кажется, выйди из машины, шагни с дороги — и путь назад будет отрезан.
Трудно представить, что в этих диких местах когда-то, много веков назад, родилась высокая цивилизация индейцев майя. Каменными топорами индейцы вырубали гигантские деревья, расчищали землю для посева маиса, для строительства городов. И города, построенные ими пятнадцать, семнадцать веков назад, сохранились до наших дней. Ни ураганы, ни тропические ливни не смогли разрушить их.
Семнадцать веков! Я еще раз повторяю: «Семнадцать веков!» — и ловлю себя на том, что не ощущаю меры этого времени. Я представляю семнадцатый век, семнадцатый год, семнадцать лет тому назад. Но семнадцать веков…
