Ознакомительная версия.
— Я жду, чтобы вы объяснились, — сказал Филипп с едва сдерживаемым гневом.
— Имейте немного терпения; я имею одно великое качество, или один великий недостаток, как вам угодно об этом судить, — редкую откровенность. Догадываясь о том, что будет происходить между вами и этой молодой девицей, я поспешил сделаться третьим лицом в этом разговоре, чтобы избавить ее от затруднительного объяснения, которое, впрочем, кажется, было для нее довольно неприятно.
— Пожалуйста, без околичностей и приступим прямо к делу, если это возможно.
— Что бы вы ни говорили, — воскликнула Хуана с лихорадочным одушевлением, — ваши нападки и клевета не могут меня задеть. Говорите же!
— Я не стану ни нападать, ни клеветать, — ответил кавалер, почтительно кланяясь девушке, — это оружие подлецов, и я не умею его употреблять; я буду говорить правду и только о себе.
— Говорите скорее; место, где мы находимся, не годится для продолжительных рассуждений, — сказал Филипп.
— Мы в безопасности, ведь вы поставили вашего бывшего работника Питриана на карауле, он не допустит, чтобы нас захватили врасплох; кроме того, мне остается сказать вам всего несколько слов.
Молодой человек буквально кипел от нетерпения, однако он смолчал, понимая, какие страшные последствия могла иметь огласка, не только для него — он мало заботился лично о себе, — но и для доньи Хуаны, которую он любил и которая, волнуясь и дрожа, присутствовала при этом странном разговоре.
— Милостивый государь, — продолжал кавалер де Граммон с той изящной вежливостью, которая отличала его и которой он так хорошо умел пользоваться, когда вспоминал, из какого рода он происходил, — позвольте мне прежде всего согласиться с вами, что во всем происходящем с нами есть какой-то странный рок.
— Я вас не понимаю, что можем мы иметь общего друг с другом?
— Я объясню. Вы любите эту девицу, и все заставляет меня думать, судя по тому, что я слышал, что любовь эту разделяют.
— Да, — живо откликнулась донья Хуана с той храбростью, которую нередко обретают женщины, оказавшись в крайнем положении. — Да, мы любим друг друга, более того, мы обручены, и, клянусь вам, никогда моя рука не будет принадлежать никому, кроме дона Филиппа.
— Милая Хуана! — сказал молодой человек, горячо целуя ей руку.
— Вот именно в этом и заключается тот рок, о котором я вам только что говорил, — холодно продолжал кавалер, не выказывая никакого удивления при этом признании, — я также люблю эту девицу.
— Вы?! — вскричали они с испугом, смешанным с удивлением.
— Да! — ответил он, почтительно кланяясь молодой девушке.
Филипп сделал шаг к кавалеру, но тот остановил его движением руки.
— Вы прекрасны, я мужчина; ваша красота прельстила меня, и я невольно поддался страсти, которая, когда я вас увидел, охватила все мое существо. Имеете ли вы право упрекать меня за это? Нет, любовь и ненависть — два чувства, неподвластные нашей воле, которые овладевают сердцем человека и безраздельно господствуют в нем, о них рассуждать нельзя, мы вынуждены им подчиняться. В первый день, как я вас увидел, я полюбил вас, ваш взгляд, упав на меня нечаянно, сделал меня вашим невольником. Вы видите, я откровенен. Напрасно пытался я добраться до вас и признаться вам в любви, которая сжигала мое сердце, все мои попытки были бесполезны, вы бессознательно убегали от меня, вы без сомнения угадали мои чувства, и так как вы меня не любили, то возненавидели меня.
— Милостивый государь! — запальчиво вскричал Филипп.
— Дайте ему объясниться, милый Филипп, — с благородством сказала Хуана, — лучше, чтобы мы знали раз и навсегда, как нам себя с ним держать.
— Если вы требуете… — прошептал молодой человек, стиснув зубы от гнева.
— Я вас прошу.
— Кончайте же скорее, милостивый государь.
— Имею честь заметить вам, — ответил, поклонившись, кавалер, — что вы сами прервали меня.
Молодой человек топнул ногой и бросил страшный взгляд на кавалера, но промолчал.
— Итак, я догадывался, что у меня есть соперник, — спокойно продолжал тот, — и что соперник этот любим; открытие это, как ни неприятно оно было, однако, мало тронуло меня по той простой причине, что с первой минуты, как я вас увидел, я поклялся себе, что вы будете моей.
— Что?! — с бешенством вскричал молодой человек.
— Я имею привычку, — холодно продолжал кавалер, — всегда держать свои клятвы, это значит, что я сделаю все на свете, чтобы не изменить моему слову.
— Это уже такая дерзость, — вскричал Филипп вне себя от раздражения, — что…
— Извините! Позвольте мне закончить, — перебил кавалер бесстрастно и холодно. — Мне остается прибавить только несколько слов… Мы оба дворяне, оба хорошего происхождения, а это значит, что между нами будет война честная, борьба достойная, это будет, — прибавил он с насмешливой улыбкой, — турнир и ничего более.
— Но вы забываете одно, — заметила донья Хуана надменно, — но довольно важное обстоятельство, как мне кажется.
— Что именно? — осведомился де Граммон.
— То, что я вас не люблю и никогда не буду любить! — ответила она с презрением.
— О-о! — воскликнул кавалер с восхитительным чванством. — Как можно ручаться за будущее? Едва можно рассчитывать на настоящее.
— Вы знаете, что я вас убью, — сказал Филипп, сжав кулаки и стиснув зубы.
— Я знаю, по крайней мере, что вы попытаетесь… Ах, Боже мой! Вам следовало бы благодарить меня, вместо того чтобы ненавидеть. Борьба, разгорающаяся между нами, придаст необыкновенную прелесть вашей жизни; ничего не может быть скучнее любви, которой ничто не препятствует.
— Вы с ума сошли, кавалер; все, что вы нам тут рассказали, несерьезно, — возразил Филипп, совершенно озадаченный странным признанием молодого человека и ни на секунду не допуская, чтобы его слова соответствовали действительности.
— Я с ума схожу по этой девице — да, это правда. Что же касается того, что я вам сказал, думайте, что хотите. Я вас предупредил, теперь вы должны остерегаться.
— Запомните хорошенько, — холодно произнесла донья Хуана, — если когда-нибудь судьба отдаст меня в ваши руки, я скорее убью себя, чем изменю клятве, которую дала моему жениху.
Кавалер, ничего не отвечая, поклонился донье Хуане и, повернувшись к Филиппу, сказал:
— Итак, решено, что мы перережем друг другу горло при первом удобном случае?
— О, конечно!
— Стало быть, не стоит больше возвращаться к этому предмету. Думаю, что теперь пора заняться делами, которые привели нас сюда. Идете вы со мной на разведку или предпочитаете остаться здесь еще на несколько минут и поговорить с этой девицей? Вы видите, у меня добрый характер.
Ознакомительная версия.
