Слова эти были прерваны пушечным выстрелом, и ядро, пролетев над деревьями, упало на песок, шагах в ста от нас. После этого мы оба пустились бежать в разные стороны.
Около часу продолжалась пушечная стрельба, и ядра со свистом проносились над лесом. Я перебегал с одного укромного места в другое, и мне казалось, что ядра упорно преследовали меня и гнались за мной по пятам. Идти прямо на форт я не решился, так как в том направлении чаще сыпались ядра, но под конец бомбардировки я уже немного успокоился и, после большого обхода на восток, стал пробираться береговым лесом.
Солнце уже село, и ветер с моря шелестел листвой в лесу и рябил сероватую поверхность бухты. Отлив давно кончился, и большие пространства песка у берега вышли из-под воды. Воздух теперь, после жаркого дня, стал таким холодным, что я озяб в одной куртке.
«Испаньола» все еще стояла на прежнем месте, и на ней развевался, как и можно было ожидать, черный флаг пиратов. В ту минуту, когда я глядел на нее, там вспыхнул красный огонек и раздался выстрел, отдавшись эхом в горах. Затем еще одно ядро, последнее, просвистело в воздухе, и канонада кончилась.
Я остался еще некоторое время в своем убежище, дожидаясь, чем кончится атака. Пираты рубили что-то топорами на берегу, недалеко от форта, — бедную маленькую лодочку, как я узнал после. Дальше, около устья ручья, был разведен под деревьями костер, и между этим местом и шхуной разъезжала одна из шлюпок. Гребцы ее, те самые матросы, которые утром имели такой мрачный вид, распевали теперь так весело и беззаботно, точно дети; но по голосам их можно было догадаться, что дело не обошлось без большого количества рому.
Наконец я решился направиться прямо к форту. По дороге, за низкой песчаной косой, замыкавшей бухту с востока и идущей к Острову Скелета, я увидел скалу; довольно высокая и совсем белого цвета, она одиноко возвышалась среди низкого кустарника. Должно быть, это и была та белая скала, о которой упоминал Бен Гунн, и где была спрятана его лодка; теперь я знал, где можно найти ее в случае надобности. Наконец я благополучно добрался лесом до форта и был радушно встречен своими.
Рассказав все, что со мной случилось на острове, я занялся осмотром форта. Весь дом — крыша, стены и пол — построены были из неотесанных сосновых бревен. Пол поднимался на фут или полтора над поверхностью земли. Около двери было крыльцо, а под ним выбивался из-под земли родник, наполняя искусственный бассейн; последний представлял просто-напросто железный корабельный котел с выбитым дном, врытый в песок. Внутри дома не было никакого убранства, и только в одном углу стояла плита, сложенная из камней, и заржавленная железная жаровня для огня.
Деревья по склонам холма и около него были вырублены для постройки дома, а раньше, судя по пням, здесь, должно быть, росла прекрасная рощица. Из-за порубки песчаная почва, размытая дождями, осыпалась во многих местах. Среди песка зеленело только ложе ручья, вытекавшего из бассейна, и по берегу его виднелся мох, папоротник и низкорослый ползучий кустарник. Сейчас за палисадом, к сожалению, не дальше, начинался высокий, густой сосновый лес, ближе к берегу к соснам примешивались и вечнозеленые дубы.
Холодный вечерний ветер дул во все щели нашего первобытного жилья и усыпал пол целым дождем мелких песчинок. Песок забивался нам в глаза, уши, рот, попадал в наш ужин и в бассейн, вода которого, с прыгающими в ней песчинками, походила на закипающую похлебку. Трубу в печке заменяло четырехугольное отверстие в крыше, но через него выходила только небольшая часть дыма, а остальная ела нам глаза и заставляла чихать и кашлять. Прибавьте к этому, что у Грея была обвязана голова, так как он ранил себе щеку, убегая от товарищей, а бедный старик Редрут все еще лежал непогребенный около стены, покрытый флагом. Все это, конечно, не могло действовать на нас особенно ободряющим образом, и мы наверное пришли бы в полное уныние, если бы не капитан Смоллет. Этот деятельный и энергичный человек созвал нас всех к себе и разделил на два отряда: в одном были доктор, Грей и я, в другом — сквайр, Гунтер и Джойс. Затем, несмотря на общую усталость, он послал двух человек в лес за дровами, двум другим велел рыть могилу для Редрута; доктор должен был исполнять обязанности повара, я был поставлен у дверей на часах, а сам капитан ходил от одного к другому, ободрял нас и помогал, если это было нужно.
По временам доктор выходил за дверь, чтобы немного подышать свежим воздухом и освежить глаза, которые немилосердно ел дым около печки. И каждый раз он заговаривал со мной.
— Этот капитан Смоллет, — сказал он раз, — куда лучше меня как человек. А это что-нибудь да значит, если это говорю я, Джим!
В другой раз он молча постоял некоторое время. Затем, наклонив голову чабок, взглянул на меня и спросил:
— А что этот Бен Гунн за человек?
— Не знаю наверное, сэр, — отвечал я. — Во всяком случае, я не вполне уверен, все ли у него в порядке с головой!
— Неудивительно, если бы это было и так, — заметил доктор. — От человека, который провел три года на необитаемом острове, нельзя ожидать, чтобы он был в здравом уме, как мы с вами, Джим. Это больше того, что может выдержать человеческая натура. Кажется, вы говорили, что ему очень хотелось сыру?
— Да, сыру! — сказал я.
— Отлично. Вот вы увидите сейчас, что иногда хорошо быть лакомкой. Видели вы мою табакерку, Джим? И никогда не видели, чтобы я нюхал табак, так ведь? Это потому, что в моей табакерке я ношу всегда кусочек пармезанского сыра, вместо табака, — очень питательный итальянский сыр. Ну, вот теперь он и пригодится для Бена Гунна!
До ужина мы похоронили старого Тома в песке и несколько минут постояли над его могилой, обнажив головы на холодном ветру. Из лесу принесено было много валежника, но капитану показалось это мало и, покачав головой, он выразил надежду, что на следующий день «дело пойдет живее». Затем мы поужинали ветчиной и горячим грогом, и после этого наши старшие стали совещаться о том, что делать дальше. Оказывалось, что припасов у нас было очень мало, так что они должны были окончиться задолго до прибытия помощи. Главная задача была в том, чтобы как можно скорее справиться с мятежниками и выйти из осадного положения. Пиратов оставалось теперь всего пятнадцать из девятнадцати, да еще двое из них были ранены, а один, в которого сквайр выстрелил из лодки, может быть, даже умер уже от раны. Каждый удачный выстрел с нашей стороны сберегал таким образом наши припасы. Кроме того, с нами заодно действовали такие сильные союзники, как ром и климат. Действие первого уже давало себя знать: хотя мы были в полумиле от места стоянки пиратов, до нас ясно доносились их крики и дикие песни до глубокой ночи. Что же касается климата, то доктор уверял, что не пройдет и недели, как половина пиратов погибнет от злокачественной лихорадки, оставаясь без медицинской помощи в том болотистом месте, где расположился их лагерь.
