— Что тебе, Нед? — откликнулся Макс Грубер.
— Да иди сюда! Есть дело!
Он спустился следом за мной со скалы. За ним, как всегда, шла Энни, которая не покидала его ни на мгновение. Посмотрев на указанные мною странные следы, Макс нахмурился.
— Ничего не понимаю! — сказал он. — Если бы такой след я увидел где-нибудь в Африке или Азии, я сказал бы: здесь прошел огромный слои. Но в области вечных льдов… Нет, это что-то не то. Энни! Посмотри еще ты.
Девушка принялась осматривать снег и лед.
Потом она вскрикнула:
— Гора мяса!
— Что такое? — резко повернулся к ней Макс.
Торопясь и сбиваясь, она рассказала, что эскимосы племени «Сурка» несколько лет тому назад летом открыли на оттаявшем берегу островов у Баффиновой земли огромное животное. У этого животного было «два хвоста»: один покрытый волосами сзади, другой вместо носа, голый. И были огромные клыки, загнувшиеся кверху.
— Мамонт! — воскликнуть Макс.
— Племя, больше ста человек, ело мясо мертвого гиганта почти месяц, и все же еще оставалось много. На следующий год, когда эскимосы вернулись к этому месту, они не нашли уже туши найденного животного, которое они называют «горою мяса»: подмытый водами берег обвалился и засыпал тушу.
— Это — мамонт! — опять сказал Макс. — Таких гигантов найдено несколько штук в устьях Лены, в Сибири, на Ново-Сибирских островах, в тундрах… Но эти гиганты вымерли, должно быть, тогда, когда на нынешнюю приполярную область надвинулись льды, погубившие тогдашнее человечество. Пережить эту эпоху мамонты не могли. Это — травоядные животные, нуждающиеся для питания в колоссальном количестве растительной пищи. Здесь этой пищи нету, значить, и мамонтов быть не может.
— Находят же мускусные быки себе пищу, вырывая мхи и ягеля из-под снега копытами? — вмешался в разговор я.
— Почему же этот махмуд или мамут, или как его там называют, не может делать того же самого? Но, Макс, скажи мне, пожалуйста, что это за штука, у которой почему-то два хвоста? Один для будничного, другой для праздничного употребления, что ли? И если у какой-нибудь скотины имеются два хвоста, то, значить, должно иметься две головы, и всех прочих, по закону полагающихся частей тела по паре? Что за вздор, Макс!
Макс рассмеялся.
— Эх ты, канадская голова! Когда ты поумнеешь, брат? — сказал он.
На этом покончились наши разговоры об обнаруженных в нашей непосредственной близости следах.
В общем, конечно, мы ведь всегда держали ухо востро, и постоянно кто-нибудь с карабином в руках караулил, когда остальные спали. Этой привычке мы не изменяли и теперь. Проделав от этого места добрых двадцать пять километров к югу, все в лабиринте островов и островков, мы, наконец, устроили ночевку. На этот раз мы, как довольно часто за последние дни путешествия, спали в импровизированном шатре или чуме, или походной палатке, назовите, как хотите, — словом, в том переносном складном жилище из стальных шестов и оленьих шкур, которым нас снабдила мать Энни. Правда, эта палатка не очень-то оберегала нас от стужи, но зато ее поставить на место можно было буквально в три минуты, а это было огромным удобством, принимая во внимание, что до места ночевки мы добирались полумертвыми от усталости.
Перед рассветом очередь сторожить выпала на долю Падди, который сменил меня.
— Все благополучно? — осведомился он у меня.
Я, торопясь спрятаться от холода в палатку, где сладким сном спали Макс и Энни, ответил торопливо:
— Ну, разумеется!
И только укладываясь около Макса, подумал, что надо было бы предупредить Падди об одном: около полуночи, в первые часы моего дежурства, мне не раз казалось, что я слышу издали какие-то странные звуки. Словно кто-то ходит, ходит вокруг палатки, тяжело ступая по льду.
Но меня сваливала с ног усталость и потребность уснуть. Да притом же последние два часа я этих странных звуков не слышал и ничего подозрительного не видел.
Словом, я заснул, как убитый. И, должно быть, спал бы и еще, если бы меня не поднял на ноги звук ружейного выстрела, какой-то дикий рев, напоминавший звук огромной трубы, и затем нечеловеческий крик, прозвеневший отчаянно высокой ноткой и сразу оборвавшийся:
— А-а-ха!..
Не помню, как я вылетел из палатки, но у меня в руке все же оказался мой верный карабин. Следом за мной выскочил и Макс, а за ним Энни.
— Что случилось? Где Падди? Ты что-нибудь видел? Нет? А ты? Ничего, ничего? Где Падди? Что с ним?
Нам не пришлось долго искать нашего товарища: он лежал в двадцати шагах от палатки ничком, уткнувшись лицом в снег. Еще дымящийся разряженный карабин валялся тут же.
Когда при свете ручного фонаря я заглянул в лицо ирландца, я невольно отшатнулся: на этом мертвом лице был написан такой ужас, все черты были так искажены, в остеклевших глазах читалось выражение такого безумного страха, что я не мог смотреть без содрогания.
— Смотри, нет ли раны! — торопливо говорил мне Макс, возясь около Падди. — На него напал какой-то зверь!
Но одежда Падди была совершенно цела. Когда мы его раздели, на теле не было видно ни единой царапины, ничего похожего на рану. И, тем не менее, он был мертв.
— Кто убил его? Что убило его?
— Страх! — ответил грустно Макс. — Он опять галлюцинировал, и вот…
Но Макс не был прав: не призрак предательски убитого Тима Фиц-Руперта явился отнять жизнь у ирландца! Когда пришел рассвет и в первый раз после стольких месяцев ночи на краю горизонта блеснул краешек золотого солнца и поток золотых лучей брызнул на ледяные поля, посреди которых стояла наша палатка, я увидел, что снег вокруг палатки весь покрыть такими же самыми ямами, которые мы обнаружили вчера около островка. Какое-то животное бродило ночью вокруг нашего привала, это его тяжкие шаги слышал я, это его в предрассветной мгле увидел несчастный ирландец. И сердце Падди не выдержало: выстрелив по приближавшемуся к нему чудовищу, Падди умер, и мы слышали только его предсмертный вопль, да по выражению ужаса на искаженном лице и в застывших глазах могли судить о том, что Падди, действительно, видел нечто ужасное.
Не прошло и часа, как и мы трое увидели это нечто. И будь проклят тот день, когда наши взоры встретились с его взорами!
Убедившись, что Падди мертв, мы поторопились покинуть место его гибели. Труп Падди мы зарыли в снег, сами впряглись в постромки и потащили саночки с провизией, думая только об одном, как бы скорее уйти подальше отсюда.
На нашем пути был небольшой, скалистый, полузане-сенный снегом островок на расстоянии около пяти-шести километров. Добравшись до него, мы сделали привал. Я и Энни возились около выбранного для привала места, разводя костер, потому что нам посчастливилось подобрать несколько обломков Бог весть какими путями попавшей сюда доски. Макс с карабином в руках отошел шагов на пятьдесят, но нам была видна его фигура, и Энни, возясь с приготовлением похлебки в котелке, не спускала с Макса любящего и тревожного взора.
