Мне бы на воздух.
– Благодарю вас, Эрика.
Та встала.
– Надеюсь, мы еще встретимся.
– И я… да, я тоже надеюсь.
Она пошла к выходу, словно невесомая, легко двигаясь сквозь пространство.
– Трофеи достаются победителям. – Мистер Адельгейд вновь поднял бокал.
– Боже. – Гость выпил с закрытыми глазами.
– Хотите узнать больше?
– Для этого я и приехал.
Мистер Адельгейд кивнул:
– Отлично. Но для начала насладимся этой прекрасной едой. Удовольствия нужно растягивать.
– Проживать жизнь.
– Вот именно.
Правой рукой мистер Адельгейд сделал в воздухе жест, похожий на старинное благословение. Они принялись за еду в островке света в огромной полутемной комнате. Серебряным ножом гость отрезал оленину и вилкой подносил ко рту пропитанные соусом кусочки. Ели молча; слышно было лишь, как пережевывают пищу и дышат да как назойливо жужжит невидимая муха.
Танцующие от сквозняков огоньки свечей отбрасывали неровный свет. Гость ел, пил вино и, наслаждаясь, забыл, кто он и где находится.
Спустя некоторое время мистер Адельгейд, не доев оленины, отодвинул прибор, промокнул губы. Пальцы его, тонкие и очень длинные, напоминали побеги растения.
Вот так оставлять еду?
– Что ж, мы будем очень признательны за помощь.
– Уволиться из УПРБ и перейти к вам?
Он не знал, на кого работает мистер Адельгейд. Вскоре это прояснится. Впрочем…
– Нет. Увольняться из УПРБ не нужно.
– Значит, стать соглядатаем?
Прозвучало грубо. Он тут же раскаялся, покраснел.
Муха снова жужжит. Лицо мистера Адельгейда на миг помрачнело, будто гонимое ветром облако ненадолго заслонило луну.
– Наблюдателем.
– Какого рода наблюдения?
– У большинства антибиотиков сегодня один первоисточник, так?
– Да. Актиномицеты. Открыты в тысяча девятьсот сороковом году Зельманом Ваксманом. За что он получил Нобелевскую премию.
– Однако микробы, насколько я знаю, выигрывают битву.
– Каждый год сотни тысяч людей гибнут от бактериальных инфекций, которые мы не в состоянии лечить. И это только в США. В других странах цифры… ужасающие.
– Сотни тысяч смертей по официальным данным. На самом деле куда больше, я прав?
– Конечно. От чего умер мистер Джонс – от почечной недостаточности или от внутрибольничной инфекции? Галочка не в том поле медицинского заключения – для грязных медучреждений нет ничего проще. А они почти все грязные.
– Ваша организация – УПРБ – пытается создать совершенно новую группу антибиотиков?
– У нас есть и другие проекты. Однако – да, именно на это мы делаем основной упор в работе.
Мистер Адельгейд разгладил галстук.
Интересно, сколько ему лет? Гость не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. Сорок или шестьдесят? Морщин нет, живые глаза, движения гибкие. И все же чувствовалось в нем нечто от старика – какое-то непостижимое спокойствие сфинкса.
– Подумайте вот о чем: новое платежное средство для власти – информация, – произнес мистер Адельгейд.
– Да ладно! – От «Лафройга» и вина он расхрабрился. – Значит, предложи вам тонну золота или терабайт информации, вы выберете последнее?
– Нет ничего проще. Тонна золота стоит сегодня сорок пять миллионов долларов. Не сказать что ничтожная сумма. Но! Допустим, в вашем распоряжении золотая информация. Вы хотя бы представляете, сколько денег нажито на антибиотиках доктора Ваксмана?
– Миллиарды?
– Триллионы!
– Разве нет политиков, которые вам помогут?
– Безусловно, политики есть. И не только. Но нам нужны вы.
– Что же именно от меня требуется?
– Что именно? Прямо сейчас – ничего. Однако придет время… И очень скоро.
Не отрывая взгляда от стола, гость выдавил:
– Хотите, чтобы я стал шпионом?
Мистер Адельгейд слегка поморщился:
– Шпионы приносят смерть. Мы же будем не отнимать жизни, а сохранять их.
– И получать прибыль.
– Само собой. – Его тон подразумевал нелогичность любого иного хода событий. – Чего стоят миллионы человеческих жизней?
– Они бесценны.
Минуту мистер Адельгейд разглядывал посетителя в тишине.
– Вы слышали о Райнхольде Месснере, великом альпинисте?
– Тот, что в одиночку покорил Эверест?
– И заметьте, без кислорода. В Европе он кумир. Месснер сказал: «Из таких мест люди возвращаются другими».
– Я не совершаю восхождений.
– Не только горы меняют людей.
Мистер Адельгейд достал из кармана блейзера зеленый листок размером с игральную карту. Подвинул к середине стола. Бланк Национального банка Большого Каймана о взносе депозита ровно на пятьдесят тысяч долларов, причитающийся не лицу, а одиннадцатизначному буквенно-цифровому ряду.
– Благодарность за сегодняшний вечер. Потребуется только код. Я вам его предоставлю.
– За что?
– За то, что составили мне компанию.
– Пятьдесят тысяч долларов за несколько часов?
– Именно.
Голова закружилась, однако он не мог не задать следующий вопрос:
– Сколько же тогда… за наблюдение, о котором вы упомянули?
От названной цифры подпрыгнуло сердце. На мгновение комната поплыла перед глазами, в ушах зазвенело, будто кто-то ударил по струнам. Он положил руку на стол, на расстоянии нескольких дюймов от зеленого листка. В голове роились мысли.
Значит, вот что это за ощущения… Его рука как одержимая тянулась к зеленой бумажке.
– Я настоятельно советую вам как следует все обдумать. Назад пути не будет.
Голос мистера Адельгейда отозвался странным эхом. А может, так действуют виски и вино?
Гость откликнулся быстро и резко, словно всю жизнь только и ждал, чтобы кому-нибудь это выложить:
– В одном престижном университете мне присвоили докторскую степень. За плечами девятнадцать лет работы в государственном ведомстве. Восемьдесят семь тысяч четыреста семьдесят шесть долларов в год. Трижды вместо меня в должности повышали других. Не хочу умереть, не узнав ничего, кроме такой жизни.
Мистер Адельгейд смотрел на него в задумчивости.
– И тот досадный случай с вашей женой… Простите – с бывшей женой.
Значит, ему известно? Еще бы. Мистер Адельгейд знает все.
– Да. Досадный случай.
Прошло уже девять лет, но эта рана – как гангрена – не заживет никогда. Казалось, со временем она лишь углубляется и гниет все сильней. Одно только напоминание вызвало приступ ярости. И не просто ярости. Жаркое, давящее чувство стыда… За то, что именно ему пришлось так много потерять.
