— Что было дальше?
— Лещенко что-то ответил, кажется, сказал, что у него нет никакой Елизаветы и он ее не знает. Тогда молодой человек снова заорал: «Она у вас! У вас!» И забарабанил в дверь. После этого дверь открылась. На цепочке, конечно. Арвид Петрович всегда ставил дверь на цепочку, даже если соседи стучались. Открыл дверь, и опять: что вам нужно? А тот: хочу видеть Елизавету, она у вас… Я еще подумала: ну и Арвид Петрович… В таком возрасте, недаром говорят: в тихом омуте… Они так препирались, препирались… Правда, уже тише, я почти ничего не слышала. И в это время позвонил телефон. В квартире Лещенко, он у него громкий, я иногда даже у себя слышу… Лещенко сказал: «Подождите», прикрыл дверь и ушел.
— Ушел, чтобы переговорить по телефону?
— Не знаю, не слышала. Наверное, переговорить, почти сразу после того, как он ушел, звонки прекратились. Потом Лещенко впустил молодого человека в квартиру, дверь закрылась, и все стало тихо. Я продолжила уборку, ну а потом… — Станкевич всхлипнула, закрыла глаза, выдавила: — Потом… этот кошмар… Господи, я такого никогда не видела. Вы не представляете… Живешь с человеком, здороваешься, видишь много лет — и вот… Когда Сурков позвонил, я даже не представляла, что такое может случиться. Ведь они потом говорили очень мирно… Если бы я знала? Если бы я только знала! — Провела рукой по лбу. — Сурков позвонил, я открыла, смотрю, он весь бледный, что, думаю, с ним, на него вроде не похоже… Тут же стоит Галя, моя соседка, Галина Николаевна… — Кивок в сторону круглой, похожей на колобок женщины, с которой разговаривает Гуров. — А дверь в пятьдесят первую открыта, у меня прямо как молния… Сразу же екнуло, знаете: что-то с Арвидом Петровичем… И тишина, тишина, знаете… А Сурков — с Лещенко, говорит, несчастье, милицию надо вызывать, убили… Я даже не поняла, как убили, я же только что слышала, как он разговаривал… Вошли в квартиру, смотрю — Арвид Петрович… — Станкевич закрыла глаза, побледнела. — Нет, я не могу. Простите, Юлия Сергеевна…
— Ядвига Михайловна, вы сказали, у Лещенко не было знакомых женщин? Я вас правильно поняла?
— Какие там женщины? Он же вообще отшельник. К нему только домработница приходила, старушка, два раза в неделю. Зовут Анна Юрьевна.
7Вернувшись в Ленинград на такси и подойдя в агентстве «Интурист» к окошечку, Пайментс вздохнул:
— Я должен срочно вылететь в Лондон.
Кассирша улыбнулась:
— На ваше счастье, есть один билет. Будьте добры, ваш паспорт, туристскую карту.
— Пожалуйста. — Пайментс протянул документы, кассирша внимательно изучила их. Подняла брови:
— Вы в морском круизе? Простите, это формальность, но я должна связаться с морагентством и согласовать продажу авиабилета с ними. Вы позволите?
— Пожалуйста. Я подожду?
— Подождите, я скоро.
Подойдя минут через пять, Пайментс спросил:
— Как?
— Все согласовано. — Кассирша оформила билет, протянула. — Улетаете в семнадцать сорок пять по московскому времени. В аэропорту должны быть за два часа до вылета, оформив предварительную визу. Предупреждаю, в случае возврата билета с вас будет удержано двадцать пять процентов.
8Продолжая осмотр квартиры Лещенко, я попросила Гурова:
— Надо срочно выяснить адрес и телефон некой Анны Юрьевны, она приходила к Лещенко убирать квартиру. Затем установить личность женщины, которая, возможно, была как-то связана с этим молодым человеком В джинсах и с Лещенко. Может быть, и с нумизматикой. Зовут эту женщину предположительно Елизавета, возможно также, Екатерина или похожее имя. Судя по всему, у Лещенко было немного знакомых женщин, так что работа несложная.
— Хорошо, будем устанавливать всех женщин, связанных с Лещенко. Совсем забыл сказать, сейчас подойдет наш внештатный консультант, Уваров. Он знал Лещенко гораздо лучше. Насколько я понял, они дружили.
— Уваров?
— Уваров Константин Кириллович, внештатный консультант Эрмитажа, его мы и предлагаем в качестве эксперта. Как только я узнал о несчастье, я ему сообщил. По телефону.
Довольно скоро в квартиру вошел человек лет шестидесяти, моложавый, в тонком свитере и куртке, чем-то напоминающий тренера. Ровный загар, нос с горбинкой, волевой подбородок. Серые, глубоко запавшие глаза смотрят изучающе, лицо напряжено, ходят желваки. Мне показалось, он хочет напасть на меня.
— Где Арвид Петрович?
Так как я не сразу нахожу, что ответить, человек качает головой, шепчет:
— Это правда? — Спохватывается. — Моя фамилия Уваров.
— Силина, следователь прокуратуры.
— Простите, нервы. — Уваров платком утирает пот. — Что с Лещенко? Он что… убит?
— Да, Константин Кириллович, Лещенко убит.
— Здесь?
— Здесь, в этой квартире, около двенадцати часов дня. Мы очень надеемся, что вы поможете нам.
— Конечно. Пожалуйста, я к вашим услугам.
Проходим к креслам, садимся друг против друга.
— Вы хорошо знали Лещенко? — спрашиваю я.
— Хорошо ли я его знал? Да, конечно, мы были друзьями.
— Что вы можете сказать о нем?
— Замечательный был человек. Просто замечательный. Скромный, честный, добрый.
— У него были близкие? Наследники?
— Нет, он жил один. Наследников тоже не было — насколько я знаю.
— Простите, Константин Кириллович, были ли у покойного близкие ему женщины? Или — женщина?
— Арвид Петрович был немолодым человеком. Кроме того, он был фанатиком, неисправимым, упорным фанатиком собирательства, фанатиком в лучшем смысле этого слова. Нет, женщины его не интересовали. Единственная женщина, которая к нему приходила, — старушка домработница.
— Кстати, вы знаете ее адрес?
— Точного адреса я не знаю, кажется, живет где-то на Охте.
— Может быть, все-таки какая-то женщина у Лещенко была, но он скрывал это от вас?
— Зачем же ему было это скрывать? Наоборот, он рассказал бы мне об этом. Да и… Лещенко не чувствовал себя одиноким. У него были монеты, они скрашивали ему одиночество.
— В таком случае уточню: не было ли у него знакомых по имени Елизавета или Екатерина?
— Нет, никогда о таких не слышал.
— Может быть, с похожим именем?
— Не похожим — ничего не знаю о такой. Собственно, почему вы об этом спрашиваете?
— Есть показания свидетелей, слышавших, что это имя употреблялось в связи с Лещенко.
— Что, именно Екатерина или Елизавета?
— Да, или похожее имя.
— Странно. Никогда не слышал…
— Теперь и мне это кажется странным. — Вспоминаю показания Станкевич. Нет, подозревать ее в неискренности у меня нет оснований.