– А Фахд? Он тоже твой друг?
– О, аллах, нет! – запротестовала Атейя.
– Мне кажется, твой отец задумал отдать тебя Фахду.
– Отец хочет, чтобы я вошла в гарем Фахда, но я не доверяю этому человеку и не смогу принадлежать тому, к кому не испытываю ни любви, ни уважения.
– Я тоже не доверяю Фахду, – признался Зейд. – Послушай, Атейя! Я сомневаюсь в его порядочности по отношению к твоему отцу, как подозреваю в том же еще одного, чье имя не осмеливаюсь произнести даже шепотом. Мне часто доводилось видеть, как они шушукаются между собой, думая, что находятся одни. Не к добру все это.
Девушка грустно закивала головой.
– Знаю, можешь не называть его. Я ненавижу его так же, как и Фахда.
– Но ведь он из вашей семьи. Я помню его совсем еще молодым.
– Ну и что? Он даже не брат моему отцу. Если доброе отношение Ибн Яда для него ничего не значит, почему я должна притворяться, будто преклоняюсь перед ним? Напротив, я считаю его предателем, а отец, по-моему, понимает лишь то, что если что-то случится, то Толлог станет шейхом. Мне кажется, Толлог склонил на свою сторону Фахда, пообещав ему посодействовать насчет меня. Я заметила, что Толлог всегда начинает превозносить Фахда в присутствии моего отца.
– Он даже посулил Фахду часть добычи из города сокровищ, – проговорил Зейд.
– Вполне возможно, – отозвалась девушка, – и… О, аллах! Что это?
Бедуины, сидевшие вокруг костра в ожидании готовящегося кофе, повскакивали на ноги. Переполошившиеся негры высунули головы из палаток, дико озираясь по сторонам. Люди схватились за карабины, но странный, таинственный звук больше не повторился.
– Будь благословен аллах! – воскликнул Ибн Яд. – В самом центре лагеря и вдруг голос зверя, хотя там только люди и несколько домашних животных.
– А что если это…
Говорящий примолк, словно сомневаясь в правильности своего предположения.
– Но он – человек, а кричал зверь, – возразил Ибн Яд. – Это не Тарзан.
– Он – христианин, – напомнил ему Фахд. – Может, он вступил в сговор с сатаной.
– Пошли посмотрим! – решил Ибн Яд. С карабинами наизготовку арабы, освещая дорогу фонарями, приблизились к палатке Тарзана, и шедший впереди с опаской заглянул внутрь.
Сидевший в центре палатки Тарзан встретил бедуинов презрительным взглядом.
– Крик слышал? – спросил его Ибн Яд, зайдя в палатку.
– Слышал. И ты, шейх Ибн Яд, явился нарушить мой отдых из-за такой чепухи? Или пришел освободить меня?
– Что это был за крик? Что он означает? – допытывался Ибн Яд.
Тарзан из племени обезьян усмехнулся.
– Так животное подзывает своего сородича, – ответил он. – А благородный бедуин, значит, дрожит от страха всякий раз, когда обитатели джунглей подают голос?
– Проклятье! – зарычал Ибн Яд. – Бедуины не знают страха. Нам показалось, что крик шел из твоей палатки, и мы прибежали сюда, опасаясь, что в лагерь проникли звери и напали на тебя.
– Какая забота! – фыркнул Тарзан.
– Мы посовещались и решили отпустить тебя. Но только завтра.
– Почему не сейчас, не ночью?
– Для твоей же безопасности. Я хотел бы, чтобы ты сразу ушел, как только мы тебя отпустим.
– Само собой. У меня нет ни малейшего желания находиться в вашем грязном лагере, где донимают вши.
– Ночью мы тебя не отпустим. В джунглях охотятся дикие звери.
Человек-обезьяна улыбнулся, что бывало с ним не часто.
– Тарзану в джунглях куда безопасней, чем бедуинам в их пустыне, – ответил он. – Ночные джунгли Тарзана не пугают.
– Завтра, – отрубил шейх и, подав знак своей свите, удалился.
Тарзан проводил взглядом удаляющиеся в темноте фонари, после чего растянулся и приложил ухо к земле. На его лице появилось удовлетворенное выражение – верный слон Тантор отозвался на его призыв, о чем свидетельствовало еле уловимое подрагивание земли.
Лагерь шейха Ибн Яда погружался в тишину. Бедуины и рабы, готовясь ко сну, раскладывали циновки. И лишь шейх и его брат не тронулись с места, продолжая курить и вести беседу.
– Нельзя, чтобы рабы видели, как ты будешь убивать христианина, – предостерег Ибн Яд. – Сначала сделай все втихую, затем разбуди двоих рабов. Непременно возьми с собой Фекхуана. Он не подведет, мы же вырастили его.
– Аббас тоже надежен, – заметил Толлог.
– Пусть будет вторым, – одобрил Ибн Яд. – Но они не должны ни о чем догадываться. Скажешь им, что услышал шум в палатке, и, когда пошел выяснить причину, обнаружил, что пленник мертв. Остальным же утром скажем, что ночью Тарзан бежал. Ты останешься в его палатке со связанными руками в качестве вещественного доказательства. Ясно? А теперь ступай. Все уже спят.
Толлог крадучись двинулся к палатке Тарзана, который был уже готов к встрече, ибо не отрывал уха от земли, а потому слышал осторожные шаги человека. Бедуин тенью скользнул в темноту палатки, как вдруг снова раздался жуткий крик, переполошивший лагерь накануне, но на сей раз крик раздался в самой палатке.
– О, аллах! – в ужасе вскричал Толлог, пятясь к выходу. – В палатке зверь! Христианин, ты жив?
Пробужденные криком Тарзана люди в лагере забеспокоились, но не осмеливались выйти наружу.
– Христианин! – снова позвал Толлог, однако не получил ответа.
Тарзан улыбнулся в темноте.
Сжимая в кулаке нож, бедуин осторожно выбрался из палатки и прислушался. Внутри все было тихо. Бедуин бросился к себе, зажег фонарь, схватил карабин и побежал назад. Осветив палатку фонарем, Толлог увидел сидевшего на полу человека-обезьяну. Больше в палатке никого не было, И тут бедуина осенило.
– О, аллах! Так это кричал ты, христианин?
– Пришел убить меня, верно? – спросил Тарзан.
Из джунглей донесся львиный рык, которому вторил трубный клич слона. Толлог не обратил внимания на привычные ночные звуки, ибо полагался на высокую крепкую изгородь, а также бдительность часовых. Вместо ответа Толлог потряс карабином, говорившем красноречивее всяких слов, и, хищно оскалившись, медленно двинулся на Тарзана с ножом в руке.
До слуха человека-обезьяны долетел неясный шум с другого конца лагеря, за которым последовало арабское ругательство. В тот же миг Толлог занес нож, метясь в грудь Тарзана. Пленник отразил удар, выбив связанными руками нож из руки бедуина, и изловчился при этом встать на колени.
Извергая проклятия, Толлог снова ринулся на Тарзана, но был сбит с ног ударом рук по голове. Бедуин вскочил на ноги и вновь бросился на Тарзана с яростью обезумевшего быка, на сей раз атакуя противника со спины. Тарзан попытался развернуться на коленях, чтобы встретить неприятеля лицом к лицу, но из-за связанных ног потерял равновесие и упал прямо перед Толлогом. Злорадная ухмылка обнажила желтоватые зубы бедуина.
