Очень внимательно слушал Загоруйко ответы Кутарева, а тем временем рука его записывала населенные пункты, географические названия…
— И гора Острая?.. Какое задание?.. Озокерит… И карта района? Геологическая карта?.. Так. А масштаб?.. Один к двумстам тысячам?.. На какой срок вы их посылали?.. Во вторник должны были вернуться? Сегодня пятница — их в Яремче нет… Как — нет? Очень просто, нет! — Загоруйко снова нажал кнопочку звонка. — Минуточку…
Вбежала Лида.
— Паначевного!
— Он только что с операции, товарищ майор! — жалостливо сказала секретарь.
— Все равно разбудите! — бросил майор и, снова прижимая ухо к трубке, продолжил: — А вы, товарищ Кутарев, когда посылаете сюда людей, то хотя бы предупреждайте. Надо же понимать положение…
И только положил трубку Загоруйко, вбежал Паначевный. Одна щека у него выбрита, с другой наскоро стерто мыло.
— Простите, товарищ начальник! — показывая на свой туалет, извинился Паначевный.
— Ладно, Паначевный, церемонии потом, — прерывает лейтенанта Загоруйко и, выходя из-за стола, подводит его к карте. — Пропали наши инженеры Почаевец и Березняк. Вот куда они двинулись…
Тоня смотрит на карту и слышит, как Загоруйко объясняет:
— Пошли на северо-запад… Пасечная, Манявский скит… Вот Липовица… Здесь гора Малый Сехлес… Здесь — Острая…
— Острая? — воскликнул Паначевный. — Здесь же в последний раз видели Хмару.
— Об этом потом… Разыскивайте по домам и на производстве своих хлопцев. Трудно, но ничего не поделаешь. Вторую оперативно-розыскную группу поведет Солоненко. А я тем временем свяжусь со Станиславом и ориентирую Перегинск и Рожнятин… Скорее. Только скорее…
Майор Загоруйко забрасывал Тоню вопросами:
— Ваш жених откуда родом?
— Из Корца. А Почаевец — полтавчанин. Его родители — старые члены партии…
— Вы сказали, что в 1947 году они окончили геологоразведочный институт. Таким образом, в армии им служить не удалось?
— Как же, служили! — воскликнула Тоня. — С третьего курса, когда немцы под Москвой были, добровольцами ушли. Их только в Вене демобилизовали.
— Березняк говорит по-украински?
— Разумеется… И песни украинские поет прекрасно!..
Устремив на Загоруйко большие, наполненные слезами глаза, Тоня спросила дрожащим голосом:
— Скажите… а Хмара — это очень страшно? — И, не выдержав, зарыдала.
Колыба в оврагеВо главе оперативно-розыскной группы, состоящей из “ястребков” — бойцов истребительного отряда, чекистов, колхозников, лесорубов, работников районного центра, шел лейтенант Паначевный.
Недавно очнувшиеся от зимней спячки, уродливые, черные с оранжевыми пятнами саламандры, услышав шум шагов, поспешно уползают в тень на своих раскоряченных лапах.
Один из “ястребков” нашел под кустом орешника тщательно засунутую туда пачку от сигарет и передал ее Паначевному. Лейтенант осторожно развернул ее:
— “Верховина”. И сухая. А ведь вчера шел дождь?
Кто-то нашел в траве яичную шелуху. Движения прочесывающих лес стали еще медленнее. На краю оврага мелькнул силуэт часового из бандитской охраны.
— Туда! Быстрее! — крикнул Паначевный.
Бандит дал очередь из автомата и скатился на дно оврага, где чернеет пастушья колыба — островерхий шалаш, сложенный из молодых деревьев.
— Облава! — закричал бандит спящему в колыбе на соломе бородатому человеку в стеганой телогрейке; а сам побежал, петляя, по дну оврага.
Защелкали выстрелы:
— По ногам! Только по ногам! — предупредил лейтенант и вместе с двумя “ястребками” вбежал в колыбу.
Бородатый пытался стрелять, но у него заело автомат. Он хотел было сорвать с пояса гранату, но Паначевный и два “ястребка” сбили бандита с ног.
Пойманный бандит по кличке “Ивасюта” сидел уже в следственной камере, а парикмахер, орудуя ножницами, срезал с его подбородка клочья рыжеватых, сбившихся волос. По мере того как очищалось от волос лицо Ивасюты, расхаживающий по камере майор Загоруйко все пристальнее приглядывался к нему. Наконец он радостно воскликнул:
— О, кого я бачу? Какая неожиданная встреча! Оказывается, вы не только Ивасюта, но и руководитель группы связи “Карпаты—Запад” Вильшаный? А я — то думаю, что за новая птица, Ивасюта, объявилась в наших краях!
***
Во время допроса, когда Лида уже отстукивала на машинке протокол, Ивасюта, он же Вильшаный, хмуро сказал:
— О геологах я ничего не знаю. Верьте мне… Возможно, другие хлопцы их поймали?
— Ну, добре, — бросил Загоруйко, — а что вы делали в колыбе?
— У нас рядом — пункт встречи.
— С кем?
— Курьеров с закордона ждем…
Присутствующий на допросе полковник Прудько, не скрывая удивления, переспросил:
— Из-за границы?
— Да, с закордону…
— Где пункт встречи? — уточняет Загоруйко.
— Южнее села Пасечное, на склоне хребта. Там, где придорожный крест.
— В какое время? — спрашивает Прудько.
— Пятого, седьмого и десятого мая. От двадцати до двадцати четырех часов по московскому времени.
— Ну, а если курьеры в это время не придут? Что-нибудь им помешает? — спросил майор.
— Там, неподалеку, западнее креста, метрах в двенадцати, в дупле старого бука, разбитого молнией, есть “мертвый”[2] пункт. Под листьями лежит жестяная коробочка от зубного порошка. Они положат туда “грипс”[3]**, как и где с ними связаться, — довольно вяло говорил Ивасюта.
— Это обусловленный с ними “мертвый” пункт? — заинтересовался полковник.
— О нем знает закордонный “провод”.[4]
— Слушайте, Вильшаный, вы ведь однажды уходили с вашей бандой за пределы Советского Союза?
— Когда-то было! — сказал, уныло махнув рукой, бывший бородач.
— А все-таки? — настаивает Прудько.
— В мае тысяча девятьсот сорок пятого года.
— Когда вернулись? Точно! — спросил Загоруйко.
— Отряд Прута двинулся из Польши в октябре тысяча девятьсот сорок пятого года за две недели прошли Закарпатье, а в Черный лес вернулись в ноябре.
— Отчего же так мало в Закарпатье задержались? — поинтересовался полковник.
— Жарко было… Горело под ногами, — криво улыбаясь, признается Ивасюта-Вильшаный. — Против нас поднялся народ, ну, потом войска. В закарпатских селах появились группы самообороны. Ни днем, ни ночью не давали нам покоя…
— Выходит, не очень любят вас закарпатцы? — спросил майор.
— Где там! Они больше до Советского Союзу липнут, а про “самостийну” и слушать не хотят. Такие консерваторы!
