– Ловко управляется, – невольно восхитился Алексей, не отрывая взора от кровавой сцены.
– Ну что? – окликнул туземца Касьяныч. – Хозяин доволен?
Чукча молча закивал.
– Ехай можно, – сказал Михей, вымазывая оленьей кровью свои щёки.
– Давай выпьем чаю, Машенька, – Алексей подал сестре кружку.
– Пожалуй, мне сейчас не хочется ни пить, ни есть, Алёша. Будемте собираться в путь, Пал Касьяныч…
Шёл 1765 год. Чукотка продолжала оставаться территорией, не покорившейся Российской империи. Никакие карательные походы против местных племён, продолжавшиеся почти тридцать лет, не смогли поставить Чукчей на колени. Время от времени регулярные войска нападали на оседлые деревни туземцев и вырезали всех жителей, но с кочевниками справиться не удавалось. Нередко казачьи отряды захватывали огромные стада оленей, натыкаясь на передвижную группу Чукчей, но дикари без труда уводили своих оленей обратно в тундру. В конце концов Россия – огромная, заполненная пушками и порохом, усыпанная войсками, ощетинившаяся штыками, облачённая в красочные мундиры, победно прошагавшая в 1760 году по улицам Берлина – уступила диким людям, одетым в прокопчённые шкуры. Из столицы поступил приказ свернуть военные действия против Чукчей, ибо казна тратила на них слишком большие средства, не получая взамен никакой прибыли…
– Хороша сегодня погодка, – проговорил Касьяныч, глянув на Машу. – Легко дышать, вольготно ехать. Скоро совсем уж по-летнему станет.
Ехали санным поездом, который на Севере называется аргиш: первой нартой правил Михей, остальные были привязаны последовательно друг за другом и не нуждались в том, чтобы ими правили. Касьяныч ехал на вторых санях, Маша – на третьих. Далее следовали четыре нарты с грузом. Алексей замыкал караван, приглядывая за грузовыми санями, где громоздились мешки и коробы с товаром. На поводу у каждых саней бежал так называемый заводной олень, то есть предназначенный для перемены усталых. Нарты, на которых сидели люди, были запряжены парой оленей, грузовые же тянулись одним животным. Ездоки сидели на своих санях, свесив ноги по сторонам или поставив их на полозья; при неровностях земли ногами можно было подправить ход нарты и не дать ей опрокинуться.
Иногда перед караваном возникали массы спрессованного снега, нависающие на склонах холмов. Снег успел подтаять снизу и грозил обрушиться внезапно, сминая всё на своём пути. Михей благоразумно объезжал зловещие снежные козырьки стороной. Маша любовалась красотами весны и чувствовала себя легко. Иногда из-за монотонности движения она впадала в дремоту, благо на ездовых нартах можно было откинуться назад, так как они имели нечто подобное сиденью со спинкой из тонких гладких палочек, связанных между собой ремнями. Шубка её была наглухо застёгнута, чтобы уберечь от ветра, колени прикрыты волчьей шкурой. И всё же Маша никак не могла назвать нарты удобным транспортом.
В те годы на Чукотке не знали иного способа передвижения. Только нарты, лёгкие или тяжёлые, по крепкому зимнему или по талому весеннему снегу и даже иногда по летнему ягелю, но в любом случае нарты. Дорог не было, никакая телега не прошла бы ни по бесконечным кочкам, ни по ерниковым и стланиковым зарослям, и колёса быстро увязли бы в заболоченных во многих местах пространствах тундры. Местные оленеводы постоянно ходили пешком, выпасая свои огромные стада, не выказывая при этом ни усталости, ни раздражения; они жили на могучей груди этого необъятного края, никуда не торопясь, не ведая суеты. Охотник мог уйти из своего кочевого стана пешком, ничего не страшась, провести в тундре не один день в полном одиночестве и вернуться с добычей, неся её на своей спине. Но купцы, путешественники и военные люди не были приспособлены к пешим переходам на Чукотке и всегда пользовались санями.
Перевалив через сопку, караван внезапно остановился. Впереди, в залитой водой долине между холмами, виднелись три ездовые нарты с людьми. Они находились настолько далеко, что ни лиц, ни каких-либо деталей разглядеть не представлялось возможным.
– Кто ж такие? – насторожился Касьяныч.
Михей обернулся к нему:
– Два русский, один нет. Каждый имей ружьё. Сани лёгкие, груз совсем нет.
Алексей, услышав эти слова, выразил сомнение:
– Неужто отсюда что-то видно?
– У них, батенька вы мой, – отозвался Касьяныч, – зрение хоть куда, не нам с вами чета. Ежели Михей что-то утверждает, стало быть, так оно и есть.
– Кто ж такие? – Алексей привстал, опираясь на спрятанную в кожаные ножны шпагу.
– Потерпите, Алексей Андреич, вскорости узнаем, – без тени беспокойства сказал купец.
– Не опасно ли нам приближаться к ним? – повысил голос Алексей. – Не разбойный ли какой люд? Как думаете, Пал Касьяныч?
– Откуда здесь разбойники? А коли и воры, – сказал купец, – куда ж нам теперь? Ежели что, нам от них не уйти: они налегке, а мы гружёные. Держите ружьишко или пистолет наготове, авось отобьёмся при нужде. Удача любит удалых…
Аргиш с шумом двинулся вниз по склону, подминая полозьями стелющиеся кустарники. По мере того как незнакомцы становились ближе, Алексей смог разглядеть их. Один из белых людей был одет в кухлянку, как Чукча, на другом же был полинялый казацкий кафтан красного цвета. Тому, что в кухлянке, можно было дать лет двадцать, другому – за тридцать. Оба держались уверенно, спокойно. Сидевший рядом с ними на нарте дикарь заметно превосходил белокожих спутников годами, но точно определить его возраст было невозможно. Его штаны были сшиты из волчьих лап с оставленными на них когтями. Каждый их трёх незнакомцев имел на поясе по паре ножей, а также по пять-шесть мелких мешочков и примитивных деревянных фигурок, изображавших людей и птиц. Судя по всему, эти трое давно заметили купца и его спутников и теперь терпеливо дожидались, когда караван приблизится. Левый глаз туземца был слегка прикрыт, вероятно повреждённый когда-то острым звериным когтем во время охоты или ножом в рукопашной схватке.
– Ба! – воскликнул купец. – Никак сам Иван Копыто встречает нас.
– Здравствуй, Касьяныч, – приветственно поднял руку над головой молодой человек, одетый по-дикарски, – здравствуйте и все вы, кого не знаю.
– И тебе, Гриша, желаю здравствовать, – обратился купец к казаку, затем перевёл взгляд на дикаря. – И тебя рад видеть, Ворон.
– Здравия желаю, – громко сказал Алексей, прикладывая пальцы к треуголке. – А я было решил, что на тутошнем раздолье никого случайно не встретишь.
– Ну, – улыбнулся молодой человек, которого купец назвал Копытом, – не совсем мы тут случайно.
