Подумать только, что существо, в приступе звериной ярости издающее такие ужасные звуки — его двоюродный брат, настоящий лорд Грейсток…
Уильям вдруг заново и до конца осознал смысл ужасного открытия, которое только что сделал в номере Тарзана — и замер на середине лестницы.
Приемыш обезьяны, сын гориллы, дикий человек из джунглей не только украл у него любовь Джейн Портер. Тарзану принадлежали поместья, богатства и титул, которые он, Уильям Сесиль Клейтон, унаследовал после смерти своего дяди, лорда Грейстока. До сих пор считалось, что лорд умер бездетным, но как только английский суд узнает, что у лорда Грейстока есть сын — то, каким бы дикарем этот сын не был, он немедленно получит все, чем владел при жизни его отец!
Клейтон мысленно вернулся к своим африканским приключениям и удивился, как он раньше не заподозрил истины. Как он сразу не понял, что Тарзан из племени обезьян — это выросший в джунглях ребенок лорда Джона и леди Элис? Господи, только слепец мог не заметить поразительного сходства лесного человека с изображениями лорда Грейстока на семейных портретах!
А может быть, он, Уильям, не видел ничего, потому что не желал видеть?
Но теперь, когда он знает истину — что ему делать теперь?
Разумеется, на такой вопрос у порядочного человека мог быть только один ответ. И в обрушившемся на него несчастье Клейтон все-таки нашел одно утешение: пусть он лишится титула, поместий и богатств, зато никто не сможет отнять у него Джейн Портер!
И Уильям Сесиль Клейтон, еще пятнадцать минут назад считавший себя лордом Грейстоком, вышел из отеля и направился к автомобилю, в котором ждала его невеста.
— Что он сказал, Уильям? — жадно спросила Джейн, когда молодой человек открыл дверцу и сел за руль. — Он…
Клейтон медленно покачал головой.
— Я передал все, что вы просили. Но Тарзан никого не хочет видеть.
Девушка быстро опустила голову, чтобы Клейтон не успел заметить слезы, сверкнувшие в ее глазах.
Но он все видел — и снова дикий бес ревности рванул отравленными когтями его сердце.
— Тарзан просил передать…
— Да?! Что?!
— Чтобы вы не беспокоились насчет золота профессора Портера — он отправится за ним при первой же возможности.
— И это все?
— Да. Если не считать того, что он наотрез отказался от денег, которые я ему предложил.
Джейн закрыла лицо руками.
— Уильям, пожалуйста, отвезите меня домой, — тихим измученным голосом попросила она. — Я и вправду очень устала!
Молодой человек кивнул и включил зажигание.
«Я расскажу ей обо всем завтра, — подумал он. — Бедняжке и так слишком много пришлось вынести за эту неделю, чтобы обрушивать на нее новые переживания! Я расскажу все, как только она придет в себя…»
Арно долго ждал, пока Тарзан перестанет бушевать.
За это время Джеку пришлось трижды объясняться с коридорными и постояльцами отеля, встревоженными странными звуками, доносящимися из номера на втором этаже.
Когда в дальней комнате наконец все стихло, лейтенант выждал столько времени, сколько потребовалось, чтобы выкурить сигару, бросил окурок в пепельницу, постучал и вошел.
В общем, все было не так уж плохо.
Почти вся гостиничная мебель уцелела, только от небольшого шкафчика остались одни щепки, а все стулья, два стола и диван оказались перевернутыми.
Тарзан сидел на полу в углу, совершенно вымотанный своим приступом бессильной ярости.
Джек поставил один из стульев на ножки и уселся.
— Я тут кое-что подсчитал, — сказал он, разворачивая покрытую цифрами бумажную салфетку. — И оказалось, что после уплаты штрафа, назначенного судом, у тебя останется меньше сотни долларов. Если к этому прибавить остатки моего жалованья, то получится сумма, которой едва хватит на путешествие до Европы в один конец. Каким же образом ты собираешься добраться до Африки и привезти оттуда золото профессора Портера?
Человек-обезьяна глядел перед собой, ничем не показывая, что слышит обращенные к нему слова.
— Может, ты все-таки позволишь Клейтону оплатить эту экспедицию?
Арно прекрасно знал, какую реакцию вызовут у его друга эти слова, и был весьма доволен результатом.
Равнодушное оцепенение разом слетело с человека-обезьяны, он вскинул голову, и в его глазах полыхнул прежний синий огонь.
— Мне ничего не нужно от Уильяма Клейтона! — прорычал Тарзан.
— Ясно.
Арно покачался на стуле, в задумчивости покусывая губу.
— Пожалуй, я могу раздобыть нужную сумму, — наконец проговорил он, — но для этого придется съездить в Париж.
— Зачем?
— Один тамошний приятель должен мне много денег, — нехотя объяснил Джек. — Теперь пришло время напомнить ему о долге.
Тарзан встал, встряхнулся, как проснувшийся лев, подошел к другу и дотронулся до его плеча.
— Я верну тебе все, как только смогу, — пообещал он. — Я найду способ заработать!
Арно задумчиво поглядел на него.
— Хорошо, но тогда подсчитай заодно, сколько я тебе должен, Тарзан?
— Должен мне? За что?
— За то, что ты вырвал меня из рук каннибалов Мбонги. За то, что выхаживал потом, кормил, поил и защищал. За то, что спас от львицы. За то, что помог вернуться в цивилизованный мир. За то, что, рискуя жизнью, стащил меня с горящей крыши. За то, что…
— Довольно, — прервал Тарзан. — Я понял.
— Ты всегда все схватывал на лету! — похвалил Джек Арно. — Ладно, не будем больше считать, кто из нас кому должен. Сегодня я закажу два билета до Гавра, а там… Надеюсь, Париж — самый цивилизованный из всех цивилизованных городов на свете — развеет твою хандру!
— Нет, — проворчал человек-обезьяна. — Я больше не жду ничего хорошего от цивилизованного мира. Теперь мне ясно, что быть культурным человеком — это значит делать то, что тебе не нравится, вести себя так, как ты не хочешь, и каждый день притворяться не тем, кто ты есть на самом деле. Спасибо, я сыт всем этим по горло!
— Поэтому ты и ответил на суде, что твоей матерью была горилла Кала?
— Да! — Тарзан с вызовом взглянул на Арно.
— Но ты мог бы просто сказать, что не помнишь своих родителей. Это даже не было бы ложью, но избавило бы тебя от многих хлопот, а меня — от необходимости лгать под присягой…
— Вот так и рассуждают все культурные люди! — горько улыбнулся Тарзан. — Да, вы всегда умеете найти лазейку в правилах, по которым живете! Но такие уловки не для меня. Я всю жизнь считал матерью вскормившую меня обезьяну — так почему я должен делать вид, что забыл ее? Нет, я никогда ее не забуду! Я всю жизнь буду помнить, как она сражалась за меня с хищниками джунглей и с собственными сородичами, как согревала меня по ночам, утешала в младенчестве, опекала, кормила, лечила. И я помню, что впервые заплакал человеческими слезами над ее бездыханным трупом, пронзенным копьем Кулонги! Тебе, Джек, Кала показалась бы просто отвратительным диким зверем, но для меня она была самым красивым существом на свете! И я всегда буду горд назвать себя сыном Калы из племени Керчака.
