Дело в том, что она получила при очень необычных обстоятельствах подарок, и подарок тоже очень необычный. Вернее, это не совсем подарок. Один человек отдал ей ценные для всей истории культуры находки. И отдал он их маме потому, что верил в нее. Он надеялся, что мама сумеет расследовать и донести до людей спрятанную тайну этих вещей. Люди всегда в нее верили. Вот и Ростислав Васильевич тоже. Кстати, она рассказала все Ростиславу Васильевичу, и он очень серьезно отнесся к ее рассказу и обещал, когда будет время, сообщить ей всякие интересные вещи, которые могут иметь отношение к этой тайне.
***
Это было на второй или на третий день после того, как мама вернулась в Ленинград из крымской экспедиции. Все сотрудники, и даже все профессора, и даже сам академик Орбели упаковывали эрмитажные ценности, чтоб скорее их эвакуировать. А вечером, еле живая, мама возвращалась к себе на Петроградскую сторону и, проглотив самый крохотный кусочек чего-нибудь, заваливалась спать. Утром надо было вставать в 6 часов, чтобы успеть получить хлеб сразу, как откроют магазин, и бежать в Эрмитаж.
Так вот эта история, о которой я хочу рассказать, и случилась с мамой в очереди за хлебом.
Как-то раз, когда мама стояла в очереди, как всегда одной из первых, к магазину подошел старик и попросил пропустить его без очереди, сказав, что он болен и не может стоять. Но вся очередь зашумела и закричала. И старик уже повернулся уходить, совсем заклеванный женщинами, но мама не выдержала:
– Женщины! Как вам не стыдно, не теряйте человеческий облик! Да, мы все уставшие, но мы можем стоять на ногах, а посмотрите на него… Мы должны оставаться людьми.
Но очередь ни за что не хотела пропустить старика, а какая-то старушка сказала маме:
– Если вы хотите остаться вежливой в таких обстоятельствах, уступите ему свою очередь, а без очереди его все равно не пустят.
– Да, – сказала мама. – Конечно, я так и сделаю, я поставлю его вместо себя, а сама сегодня буду без хлеба, и пусть вам будет стыдно!
Старик не хотел вставать вместо мамы, но мама силой втянула его в очередь и поставила на свое место. Открыли магазин, все пришли в волнение, и старика чуть не смяли. Мама видела, как он плох, и решила его подождать и проводить домой.
Когда старик вышел из булочной и, даже не узнав мамы, побрел, пошатываясь, держа хлеб у груди, маме пришло другое решение. У нее дома еще оставалось немного кофе, который она хранила на какой-то особенно уж трудный день, и она подумала, что чашка горячего кофе могла бы привести старика в чувство. Она крепко взяла его под руку и громко сказала ему в самое ухо, потому что ей казалось, что он не слышит ее:
– Пойдемте ко мне, я угощу вас настоящим кофе.
Мама так и не поняла, услышал ли ее старик, но он не сопротивлялся, и она потащила его к себе, приволокла на четвертый этаж, усадила на стул, подперев столом, чтоб он не упал, и стала разжигать спиртовку, которую, на счастье, ей подарили для туристических походов ребята-химики перед самой войной. Как она сейчас дорожила несколькими десятками таблеток сухого спирта! Это было настоящее сокровище. Она налила кружку воды и закрыла ее самодельной крышкой (чтоб тепло не уходило зря!), поставила на спиртовку и достала железную банку, в которой был чудесный, самый настоящий кофе. За все это время старик не пошевелился и ни разу не взглянул на нее. Он сидел, как мама его посадила, в одной руке у него был зажат кусочек серого хлеба, а другая висела как плеть. Мама засыпала кофе в воду, помешала ложкой, подождала, пока вода забулькает, и, отлив себе немного в маленькую чашечку, поставила кружку перед стариком и громко спросила его:
– Может быть, вам будет приятнее, если вылить в чашку? Но я думаю, так будет погорячее.
И тут вдруг старик словно очнулся и совсем неожиданно вскрикнул:
– Деточка!
И заплакал.
Мама никак этого не ожидала. Она ожидала чего угодно, ей даже приходила мысль, что он умер, когда он сидел так, словно каменный, но она не ожидала, что он будет плакать. Это были первые мужские слезы, которые она видела в жизни, и она не знала, как утешить его, потому что она ничего о нем не знала. Она думала, что ему будет неприятно потом из-за своих слез, и ни о чем его не спрашивала.
Но старик вдруг так же неожиданно замолчал, положил на стол свой хлеб и взял в обе ладони горячую кружку и наклонил к пару свое лицо – то ли он вдыхал аромат кофе, то ли просто сидел задумавшись, было непонятно. Так он и не сказал маме ни слова.
***
…Время шло. С каждым днем становилось тяжелее. Силы убавлялись. Маме даже казалось, что она стала такая же, как те женщины в очереди, – безразличная к чужим страданиям; о старике она уже начала забывать.
Однажды вечером, когда мама дремала на диване, накрывшись пальто, в дверях комнаты тихо, без стука появился старик; в руках у него был странный предмет, покрытый тряпкой. Он держал его за железную петлю. Мама ужасно испугалась. Ей показалось, что старик решил отблагодарить ее и принес птичку в клетке. «Что я буду делать с этой птичкой, чем буду кормить ее, а смотреть, как она будет умирать с голоду…»
Старик молча поставил предмет на стол и заговорил:
– Послушай меня, деточка, ты оказалась единственной в скопище очерствелых людей…
Мама хотела перебить его, отказаться от подарка, но старик жестом пророка остановил ее и продолжал:
– Не спеши говорить, ты еще ничего не поняла. Я пришел не благодарить тебя, я хочу вручить тебе кое-что, потому что ты небезразличная и потому еще, что ты молода и здорова и ты переживешь это ужасное время, и тогда только, когда люди станут сами собой, ты передашь им мой дар и передашь мои слова…
Мама смотрела на старика и думала о том, как он изменился за эти дни: похудел еще больше, если только это было возможно, но следа болезненной депрессивности не было и в помине. Сейчас он был возбужден; глаза его горели как угли, растрепанные седые волосы были как белое пламя. Мама решила, что его болезнь разрешилась психическим расстройством.
Тут старик сдернул тряпку со странного предмета, и мама увидела, что это стеклянный колпак, а под ним на платформочке три маленькие фигурки. И недаром мама была многообещающим молодым искусствоведом и ее взяли в Эрмитаж. Мама сразу оценила принесенный стариком дар. Фигурки были сделаны из металла, но непонятно из какого – то ли из очень старинной бронзы, то ли совсем из неизвестного сплава. Фигурки были черные, со свинцово-серо-лиловым отливом. Два существа были с огромными, круглыми, как шар, головами, а третье – нормальных пропорций, но на голове у него были тонкие и длинные рога, скорее даже похожие на усики.
