Заслонов остановил мотор и прислушался. Из репродуктора несся бодрый, боевой марш.
Народ расходился. Лица у всех были возбуждены. Люди уходили с площади, продолжая горячо о чем-то говорить друг с другом.
— Что передавали? — спросил Константин Сергеевич у какой-то женщины, которая быстро шла от площади.
— Война! Фашисты на нас напали! Выступал товарищ Молотов, — ответила женщина.
Константин Сергеевич разогнал мотоциклет. Тот взревел сиреной и помчался на третьей скорости.
«В депо! Скорее в депо!»
Всё сразу стало иным: и голубое небо, и придорожные кусты.
«Поставить на пары́ запасной парк! Выпустить на линию возможно больше паровозов! Скорее за дело!» — думал Заслонов.
«Жар-птица» вихрем влетела в поселок.
Дядя Костя не повернул к своему дому, а помчался прямо в депо. Когда он перемахнул через переезд и уменьшил газ, то увидел, что к депо со всех сторон торопились железнодорожники.
Деповцы были озабочены, но полны решимости.
Депо работало круглые сутки. Гудки отменили; да в них теперь не стало и нужды: всех рабочих перевели на казарменное положение, и они жили в мастерских.
Люди работали по многу часов подряд, не ожидая смены. Покончив с одним паровозом, тотчас же принимались за следующий. В столовую бегали тогда, когда выдавалась свободная минутка. Спали где придется, по большей части — прямо на дворе, возле депо. У всех была одна цель, одно стремление — поскорее выпустить на линию побольше паровозов, как постановили деповцы на первом митинге, который состоялся еще 22 июня, в «промывке».
ТЧ подавал своим рабочим пример. Он ни минуты не оставался без дела. Глядя на него, невольно думалось: «Да спит ли когда-нибудь дядя Костя?»
Надев рабочий комбинезон, Заслонов так и не снимал его.
Вот ТЧ только вылез из смотровой канавы, где внимательно выстукивал громадный «ИС», а через минуту Заслонов уже в другом месте: сам навешивает дышла на запасной паровоз «Щ».
Его видели с баббитовым молотком и гаечным ключом в руках. Не раз Константин Сергеевич брал лом, как простой слесарь. Спал он немного, забегая под утро в свой кабинет, хотя и здесь, на кожаном диване, спалось тоже не особенно спокойно: телефоны никак не могли угомониться даже ночью.
Домой Константин Сергеевич наведывался ежедневно, но на пять-десять минут, — больше не позволяла работа.
Оршанцы не ударили лицом в грязь: за двое суток поставили на пары́ весь большой запасной парк. Кроме того, они организовали охрану поворотного круга и здания депо и создали истребительный батальон для поимки диверсантов.
Но первые три дня войны прошли спокойно, как будто бы военная гроза была где-то далеко-далеко.
В ночь с 24 на 25 июня Заслонов, вконец утомленный, еле стоявший на ногах, прилег у себя в кабинете отдохнуть. Ему приснился нелепый сон, будто маленький домик нарядческой вдруг тронулся с места и с невероятным грохотом ударился в «промывку».
Заслонов вскочил.
Гулко били зенитки. Над головой противно гудели самолеты.
— Фашисты! Налет!
Он кинулся из кабинета.
Нигде не было видно ни пожара, ни следов разрушений: значит, бомба упала не на территории депо и вокзала.
Не успел Заслонов добежать до «подъемки», как где-то грохнула вторая.
В депо все были на своих местах, никто из рабочих и не подумал оставлять работу и уходить.
Бомбоубежища настоящего не было, только вырыли щели для укрытия от осколков; но железнодорожники даже их делали с неохотой:
— Чего рыть? И в смотровой канаве спрячемся. А если уж попадет, то всё равно.
Первый налет прошел для депо и вокзала благополучно. После него фашисты на несколько дней оставили Оршу в покое.
3 июля утром Заслонов залез в смотровую канаву осматривать «щуку». С ним ходил машинист паровоза Штукель — высокий человек лет тридцати пяти. У него был неприятный, узко прорезанный рот с сухими губами. Говорил Штукель всегда очень быстро, глуховатым, бесстрастным тоном. Слова сыпались с его синеватых губ точно с каким-то сухим треском.
Заслонов был недоволен паровозом Штукеля. Он резко говорил машинисту:
— Возвращающий аппарат передней тележки у вас загрязнен. Грозит безопасности. В плохом состоянии ваши часики, товарищ Штукель!
(«Часиками» Заслонов всегда называл паровоз).
И вдруг сверху донеслась пальба зениток: опять летели эти проклятые фашисты!
— Константин Сергеевич, вылезайте! Налет! — крикнул, нагнувшись к колесам, приемщик наркомата.
— Чорт с ними! Пусть летят! Некогда вылезать! — отозвался ТЧ и спокойно продолжал делать свое дело.
Наверху загрохотало, застучало. Штукель, съежившись от страха, ходил за начальником. Видимо, он больше беспокоился о себе, чем о паровозе.
— Константин Сергеевич! — вдруг окликнул сверху помощник Заслонова по ремонту, Сергей Иванович Чебриков. — Идите скорее!
— Что такое?
— Товарищ Сталин будет говорить! — крикнул Чебриков и убежал.
Заслонов кинулся вон из смотровой канавы.
Штукель тоже последовал его примеру, но побежал он не туда, где столпились, забыв о бомбежке, деповцы, а в противоположную сторону — к калитке, ведущей на двор.
Когда Заслонов подбежал к толпе, товарищ Сталин уже говорил:
«Фашистская авиация расширяет районы действия своих бомбардировщиков, подвергая бомбардировкам Мурманск, Оршу, Могилёв, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей родиной нависла серьёзная опасность».
Все невольно переглянулись. Было ясно, что каждый оршанец в эту минуту думал одно: «Сталин — с нами. Наш мудрый вождь! Он знает всё. Он помнит обо всех нас!»
Фашистские коршуны кружились над Оршей, бросали бомбы, а народ, затаив дыхание, слушал мудрые, полные любви к своему Отечеству и ненависти к лютому врагу, проникновенные слова вождя:
«В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».
Когда налет окончился, Чебриков крикнул рабочим:
— Ну, ребятки, слыхали, что сказал нам товарищ Сталин? Мы должны быстрее продвигать транспорт с войсками и военными грузами. За работу!