– Очень важные.
– И, вероятно, хорошие?
– Самые приятные.
– Так идемте скорей! Как можно скорей! – вскричал добряк, поправляя на ходу свой костюм.
Рауль шел за ним с шляпой в руке, немного смущенный торжественным звоном шпор по паркету огромных зал.
Как только он вошел во дворец, в знакомом нам окне опять показались головки, и оживленный шепот выдал волнение девушек. Видимо, они приняли какое-то решение, потому что черноволосая головка исчезла, а белокурая осталась в окне, прячась за цветами и внимательно глядя сквозь листья на крыльцо, по которому виконт вошел во дворец.
Между тем виконт, явившийся причиной всех этих волнений, шел следом за дворецким. По донесшемуся к нему шуму торопливых шагов, аромату вин и кушаний, звону бокалов и посуды он понял, что приближается к цели. Пажи, служители и лакеи, находившиеся в комнате перед столовой, встретили гостя с учтивостью этого края, вошедшей в пословицу. Некоторые были знакомы с Раулем, и почти все знали, что он приехал из Парижа.
Можно сказать, что его появление нарушило на минуту перемену блюд.
Паж, наливавший вино его высочеству, услышав звон шпор в соседней комнате, обернулся с детским любопытством и не заметил, что льет вино уже не в стакан герцога, а на скатерть.
Герцогиня, не столь поглощенная своими мыслями, ее достославный супруг, заметила рассеянность пажа.
– Что такое? – спросила она.
– Что такое? – повторил герцог. – Что там случилось?
Сен-Реми воспользовался удобной минутой и просунул голову в дверь.
– Зачем меня беспокоят? – спросил герцог, кладя на тарелку солидный кусок одного из самых огромных лососей, которые когда-либо поднимались вверх по Луаре, чтобы попасться на удочку где-то между Пенбефом и Сентазер.
– Приехал курьер из Парижа. Но он может подождать, пока завтрак…
– Из Парижа! – удивился герцог, роняя вилку. – Курьер из Парижа, говорите вы? А от кого?
– От принца, – поспешил сообщить дворецкий.
Принцем называли в те времена принца Конде.
– Курьер от принца? – сказал герцог с беспокойством, замеченным всеми присутствующими и удвоившим общее любопытство.
У герцога мелькнула, быть может, мысль, что вернулись те блаженные времена заговоров, когда каждый стук двери приводил его в волнение, каждое письмо заключало в себе государственную тайну, каждый курьер был орудием опасной и запутанной интриги. Может быть, самое имя великого принца встало под сводами Блуаского замка, точно привидение.
Герцог отодвинул тарелку.
– Прикажете курьеру подождать? – спросил де Сен-Реми…
Взгляд герцогини придал герцогу энергии, и он ответил:
– Нет, нет! Наоборот, позовите его сейчас же! Кстати, а кто он?
– Здешний дворянин, виконт де Бражелон.
– А, очень хорошо… Введите его, Сен-Реми, введите!
Произнеся эти слова с обычной важностью, герцог бросил взгляд на всех находившихся в столовой, и все они – пажи, служители и берейторы, – побросав салфетки, ножи и стаканы, беспорядочной толпой быстро скрылись в соседней комнате.
Столовая была пуста, когда Рауль де Бражелон вслед за Сен-Реми вошел туда.
Оставшись один, герцог успел придать своему лицу подобающее выражение. Он не повернулся, ожидая, пока дворецкий подведет к нему курьера.
Рауль остановился у конца стола, между герцогом и его супругой. Затем он низко поклонился его высочеству, почтительно ее высочеству, выпрямился и стал ждать, когда герцог заговорит. Герцог, со своей стороны, ждал, пока запрут двери. Он не хотел оборачиваться, чтобы убедиться, закрыты ли они. Такое движение было бы недостойно его; но он напряженно прислушивался, щелкнул ли замок, что сулило ему хоть видимость тайны.
Когда заперли дверь, герцог поднял глаза на виконта и спросил:
– Вы, кажется, из Парижа?
– Только что, ваше высочество.
– Здоров ли король?
– Вполне.
– А королева?
– Ее величество все еще страдает грудью. Но теперь уже с месяц как ей несколько лучше.
– Мне доложили, что вы приехали ко мне от принца. Это, верно, ошибка!
– Нет, ваше высочество! Принц поручил мне доставить вам это письмо и ждать ответа.
Рауль был несколько смущен столь холодным и церемонным приемом: голос его незаметно понизился, и кончил он почти шепотом. Герцог забыл, что сам был причиной этой таинственности, и им снова овладел страх.
С угрюмым видом принял он письмо принца Конде, распечатал его, точно какой-нибудь подозрительный пакет, и, отвернувшись, чтобы никто не мог заметить выражения его лица, прочел письмо.
Герцогиня следила за всеми движениями своего августейшего супруга с такой же тревогой, какую испытывал он сам.
Рауль бесстрастно, не двигаясь с места, смотрел в открытое окно на сад и на статуи в нем.
– Ах, – вскричал вдруг герцог с сияющей улыбкой. – Вот приятный сюрприз! Премилое письмо от принца! Прочтите сами!
Стол был так широк, что герцог не мог дотянуться до руки герцогини;
Рауль поспешил передать письмо и сделал это так ловко, что герцогиня ласково поблагодарила его.
– Вы, верно, знаете содержание письма? – спросил герцог у виконта.
– Знаю, ваше высочество. Сначала принц дал мне поручение на словах; потом передумал и написал письмо.
– Прекрасный почерк, – сказала герцогиня, – но я никак не могу разобрать…
– Прочтите, виконт, – попросил герцог, и Рауль начал читать.
Герцог слушал его очень внимательно.
Вот содержание письма:
«Ваша светлость.
Король едет за границу; вам уже известно, что скоро совершится бракосочетание его величества. Король соизволил назначить меня своим квартирмейстером на время этого путешествия. Зная, как было бы приятно его величеству провести день в Блуа, осмеливаюсь просить вас дозволить мне отметить на моем маршруте ваш замок. Однако если неожиданность такой просьбы может причинить вашему королевскому высочеству затруднение, то умоляю вас уведомить меня через посланного мною курьера, одного из моих офицеров, виконта де Бражелона. Мой маршрут будет зависеть от решения вашего королевского высочества: если нельзя ехать на Блуа, я укажу путь через Вандом или Роморантен. Смею надеяться, что ваше высочество примете просьбу мою благосклонно, как знак преданности и желания быть вам приятным».
– Ничего не может быть приятнее, – заметила герцогиня, которая во время чтения несколько раз ловила взгляд мужа. – Король будет здесь! прибавила она громче, чем следует, когда хотят сохранить тайну.
– Господин де Бражелон, – сказал герцог, в свою очередь, – поблагодарите принца Конде и выразите ему мою признательность за удовольствие, которое он мне доставил.
Рауль поклонился.
– Когда приедет его величество?
– Вероятно, сегодня вечером.
– Как же узнали бы мой ответ, если бы он оказался отрицательным?
– Мне было приказано в этом случае возможно скорее вернуться в Божанси и передать ваш ответ курьеру, который тотчас вручил бы его принцу.
– Значит, король в Орлеане?
– Нет, гораздо ближе; теперь его величество должен быть в Менге.
– Его сопровождает двор?
– Да, ваше высочество.
– Ах! Я и забыл спросить вас о кардинале!
– Его преосвященство, кажется, здоров.
– Его племянницы едут с ним?
– Нет, ваше высочество; его преосвященство приказал госпожам Манчини отправиться в Бруаж; они поедут по левому берегу Луары, тогда как двор проследует по правому.
– Как! Мария Манчини тоже покидает двор? – спросил герцог, осторожность которого несколько уменьшилась.
– Мария Манчини в первую очередь, – скромно ответил Рауль.
Беглая улыбка, едва заметный след прежней привычки к запутанным интригам, осветила бледное лицо герцога.
– Благодарю вас, господин де Бражелон, – сказал он. – Вы, может быть, не захотите передать принцу другого моего поручения – сообщить, что его посланный очень мне понравился: но я сам скажу ему об этом.
Рауль поклонился в знак благодарности за лестный отзыв.
Герцог подал знак герцогине, и она позвонила. Тотчас вошел «Сен-Реми, и комната наполнилась людьми.
– Господа, – объявил герцог, – его величество сделал мне честь, пожелав провести день в Блуа; надеюсь, что король, мой племянник, не будет раскаиваться в милости, которую он оказывает моему дому.
– Да здравствует король! – вскричали с неудержимым восторгом все присутствующие и прежде всех сам Сен-Реми.
Герцог в мрачном унынии склонил голову. Всю жизнь должен он был слушать, вернее – терпеть, эти крики.
Давно уже не слыхав их, он успокоился; и вот молодой король, более живой и блестящий, чем прежний, вставал перед ним, как новая горькая насмешка.
Герцогиня поняла страдания этого боязливого и подозрительного человека. Она поднялась из-за стола.
Герцог бессознательно последовал ее примеру. Служители, жужжа, как пчелы, окружили Рауля и начали его расспрашивать.
