Ефим Петрович шел по улице медленным уверенным шагом, заложив руки в карманы длинного кожуха, надвинув высокую меховую шапку на голову так, что она почти закрывала его серые, мохнатые брови.
Подходя к дому, где жил часовой мастер, он заметил человека на противоположной стороне улицы. Человек этот лениво прогуливался взад и вперед, а когда увидел Ефима, свернул за угол. Ефим Петрович сразу понял: за часовым мастером следят.
Не раздумывая больше, Ефим Петрович вошел во двор и постучал в дверь.
— Кто там? — спросил тихий женский голос.
— Я, Ефим Окунь, — приглушенно пробасил старик.
Дверь открылась. Его впустили. Вместе с хозяйкой Ефим Окунь прошел через темные сени в комнату.
— Здравствуйте, люли добрые! Не ждали гостей? — сказал Ефим Петрович, снимая шапку и оглядывая Анну Константиновну и Андрея, особенно стараясь рассмотреть его руки.
— Здравствуйте, Ефим Петрович. Гостям рады, — ответила хозяйка.
— Вы знаете меня? — удивился Ефим.
— Знаю, как же. Раздевайтесь, садитесь.
Ефим Петрович снял шубу, погладил голову крючковатыми пальцами и сел на стул. Достал из кармана трубку и кисет и спросил:
— Курить можно?
— Курите, курите!
Ефим Петрович посмотрел на хозяйку из-под лохматых бровей и стал набивать трубку. Анна Константиновна и Андрей молчали. Молчал и Ефим Петрович.
— А я к вам по делу, — наконец начал он, раскуривая трубку. — Значит, вы меня знаете? Правда, я вас тоже видел в городе.
— Мне рассказывала о вас Ксения.
— Ксения… Ну, раз Ксения… А ну, покажь руки, — вдруг сказал Ефим Петрович, кивнув головой на Андрея.
Андрей улыбнулся и показал руки.
— Ну вот и добре, — заключил старик после внимательного осмотра левой руки Андрея. И, помолчав, добавил: — Тут около вашего дома какой-то подозрительный бродит.
— Мы, Ефим Петрович, чувствуем уже этот гестаповский глаз за нами и со дня на день ждали кого-нибудь от вас.
— Вот я и пришел. Секретарь горкома послал. Наши люди донесли, что сегодня в двенадцать ночи вас арестуют.
— Ну, мы готовы к этому всегда. Вот как же теперь с вами, Ефим Петрович? — спросил Андрей. — Ведь засекли вас в нашем доме.
— А я хочу вместе с вами отправиться на тот свет, так сказать, в полет на луну. — Старик улыбнулся одними глазами.
— Что ж, милости просим, — ответил Андрей. — Ловушку сделали вы чудесную. Спасибо вам.
— А как же, старались, товарищ Андрей. Нам давным-давно велели сделать для “часовых дел мастера” норку, чтобы он в нужную минуту мог исчезнуть с лица земли.
— Давайте пока пить чай. Самовар готов, — предложила Анна Константиновна.
Они сели за стол.
…В двенадцать часов ночи в дверь застучали чем-то металлическим.
— Вот они и явились, — спокойно сказал Андрей. — Теперь собирайтесь в поход. Побыстрее.
Все трое спустились в подпол. Андрей соединил натянутый провод от ударников мин с крышкой подполья.
— Стоит поднять крышку на сантиметр, как мины взорвутся, — предупредил Ефим Петрович. — Осечки не будет.
Подземным ходом, похожим на нору, они проползли во двор на соседней улице…
Немцы долго стучали. Потом взломали дверь, и тринадцать человек ворвались в дом. Перевернув все вверх дном, они заметили крышку подполья и штыками поддели ее. Тотчас же огромный столб огня, обломков и пыли вырвался, словно из-под земли…
Все дни после взрыва на улице Шевченко Таня находилась в тяжелом душевном состоянии. В штабе, — на глазах немцев, она не показывала даже признаков тревоги, продолжала быть такой, как и прежде, веселой и беспечной, смело бросала колкости в глаза немецким офицерам. Нелегко ей давалось все это, но она держалась. И только тогда, когда приходила домой, отдавала себя во власть тревожных дум.
На третий или четвертый день Таня пришла из штаба, когда уже совсем смеркалось. Переодевшись, она свалилась на диван. Подложив под голову маленькую подушку и закинув руки за голову, девушка долго сосредоточенно рассматривала какую-то точку на потолке.
Взрыв на улице Шевченко был для нее загадкой, которую она старалась, но не могла разгадать. Теперь она уже твердо решила, что немцы не могли сами взорвать дом, значит, сделал это Андрей. Но каким образом все это произошло? Куда делся Андрей? Жив ли он? Неужели Андрей пошел на то, чтобы взорвать дом, погибнуть самому и убить этих десять–пятнадцать немцев? Но Таня тут же отбросила это предположение: Андрей не погубит себя из-за десятка гитлеровцев. Тане даже и думать не хотелось о том, что он погиб. Но что же случилось? Где Андрей? Таня терялась в догадках и предположениях, и от этого ей становилось еще тяжелее.
Более всего ее беспокоило то, что она не видит и Ксении, потеряла всякую связь со своими. А ведь ее работа без связи становится бесполезной. “Надо с партизанами связаться. Но как это сделать?” У нее не было ни одной явки. Она чувствовала себя беспомощной.
Таня старалась заставить себя уснуть. Но сон не приходил.
В комнату, предварительно постучав, вошла хозяйка. В этот раз Александра Богдановна показалась Тане еще более печальной, чем раньше.
— Вам письмо, — сказала она.
— От кого?
— Не знаю. Сейчас была в коридоре, какой-то человек открыл дверь, бросил письмо и ушел, ничего не сказав. Я посмотрела на адрес — письмо вам.
Александра Богдановна положила письмо на столик около кровати Тани и ушла.
Таня взяла конверт. Адрес был написан по-русски:
“Берте Шлемер”. Но само письмо было напечатано на машинке по-немецки. Вот что прочитала Таня:
“Не хочу объяснять Вам, кто я. Считаю обязанным сообщить кое-что важное для Вас (если я даже ошибаюсь в Вас, мои сообщения не повредят ни Вам, ни мне, а если Вы та, за кого я хотел бы принять Вас, то они помогут Вам. Не пытайтесь узнавать, кто писал это письмо, — не узнаете. Не думайте, что это провокация). Гордиенко, он же Михаил Иванов, он же агент гестапо под номером Н-7, — предатель. Сейчас он в партизанском отряде Батьки Черного. Он предал партизанку Клавдию Долгорукову, он же убил партизана по имени Пашка, он же подозревает, что Вы русская разведчица, и старается доказать это гестаповцам. Капитан Шмолл попытается использовать это для своих корыстных целей. Будьте осторожны и мужественны. Знайте, что, кроме подозрений, у Шмолла нет против Вас никаких улик.
Сообщите товарищам, что Клавы уже нет больше в живых. Расскажите всем советским людям, что Клава заслужила, чтобы ее имя было внесено в список славных героев нашей борьбы за свободу. Клана вынесла тяжелые пытки и умерла, не сказав ни слова. Я преклоняюсь перед ее мужеством.
