Во второй группе стояли Бесследный, сержант Ларутин, Тареа и Мишель Белюмер, преданный друг Шарля Лебо; последнего же не было.
— Сколько ни смотрю, я ничего не вижу, — сказал граф, — я никак не могу понять причины такого замедления. — Он взглянул на часы и продолжал: — Главнокомандующий должен был прибыть ровно в 11 часов, теперь без десяти минут одиннадцать, а его еще нет.
— У главнокомандующего, вероятно, чрезвычайно много дела, — сказала Марта своим мягким голосом, — не удивительно, если он опоздает немного.
— Да, вероятно, его что-нибудь задержало в последнюю минуту; я не знаю человека аккуратнее генерала.
— Должно быть, ему что-нибудь помешало, он не нарочно заставляет ждать себя, — сказала, улыбаясь, девушка.
— Где стеклянным глазам сравняться с глазами воина, — проговорил наставительно Тареа.
— Что ты хочешь сказать этим, вождь? — живо спросил граф. — Разве ты видишь главнокомандующего?
— Тареа видит Ононтио уже десять, двадцать, пять минут.
— Ты видишь его? — воскликнул граф, не обращая внимания на странную систему счета индейца. — Ты уверен, что это он?
— Вполне уверен; Тареа видит его; он близехонько.
— Где же?
— Там! — невозмутимо отвечал краснокожий, показывая рукой на реку.
— И я его вижу уже давно, — сказал Бесследный.
— И ни ты, ни вождь не предупредили меня?
— Воин никогда не должен говорить, что у него в груди, не посоветовавшись с главным вождем, — отвечал Тареа за себя и за друга.
— Тареа говорит правду, — прибавил Бесследный, Граф пожал слегка плечами и направил свою трубу в сторону, указанную индейцем; он увидел несколько пирог с офицерами различных рангов и между ними Монкальма в полной парадной форме.
— Это правда, — проговорил граф, — у этих индейцев зрение орлиное: ничто не ускользнет от них; генерал сейчас высадится на берег, пойдемте встретим его при входе в наши владения.
Обе группы слились и двинулись навстречу генералу, уже подъезжавшему к пристани, выстроенной владельцем против дома для собственного удобства, так как иначе дамам было слишком неудобно, даже опасно садиться в лодку.
Главнокомандующий казался озабоченным; когда он ступил на землю, солдаты с неимоверным восторгом наперебой приветствовали его; главнокомандующий улыбнулся, снял шляпу и несколько раз поклонился.
Затем генерал направился к дому; но, говоря с дамами о пустяках, он в то же время постоянно оглядывался, как будто отыскивал кого-то; его тревога стала наконец так очевидна, что граф не мог не спросить, кого он ищет с таким беспокойством.
Этот вопрос, казалось, не понравился генералу, но, несмотря на это, он тотчас же ответил:
— Вы не видели Сурикэ? Я назначил ему свидание здесь, но не вижу его.
— Он не появлялся, но его друг Мишель Белюмер пришел в Бельвю с час тому назад; может быть, он сообщит вам что-нибудь. У Шарля Лебо нет тайн от своего друга, — сказал Меренвиль.
— В самом деле? Благодарю вас, граф; вы не знаете, где этот человек? Мне надо бы поговорить с ним как можно скорее.
— Я пошлю за ним.
— Сделайте одолжение, отыщите его, если можно.
— Меня не надо искать, я сам здесь, генерал, — раздался чей-то голос.
И Белюмер, вежливо протиснувшись между офицерами, в толпу которых он вмешался, остановился против главнокомандующего.
— А! — сказал генерал. — Ты здесь?
— Что прикажете, генерал?
Монкальм жестом удалил офицеров и, отойдя несколько в сторону, продолжал разговор:
— Почему твоего друга нет здесь?
— Какого друга? — спросил охотник, как настоящий нормандец.
— Да Сурикэ, черт возьми! Разве у тебя так много друзей? Во всяком случае, ты очень счастлив, особенно, если это друзья истинные.
— У меня только один друг, генерал.
— Скажи же, почему он не пришел на свидание, которое я назначил ему?
— Это было невозможно.
— По какой причине?
— Не знаю, генерал, но, должно быть, причина была важная, так что он решился послать к вам меня.
— Гм! Зачем?
— Чтобы сказать вам слов двадцать.
— Говори, да поскорей!
— То же самое мне сказал Сурикэ, когда я заметил ему…
— Да скажешь ли ты наконец в чем дело?! — закричал генерал, топая ногой и хмуря брови.
— Сейчас, генерал, не извольте так сердиться…
— Дурак! Скажешь ты наконец?! — гневно крикнул генерал.
— Вот сию минуту. Зачем же сердиться?
Генерал сделал угрожающее движение. Белюмер тотчас продолжал:
— Вот что он приказал передать вам: ты скажешь генералу, чтобы он пробыл в Бельвю никак не больше двух часов, а если можно, то менее; войска должны идти прямо, не останавливаясь; времени терять нельзя; надо занять дорогу; посоветуй генералу от меня пустить краснокожих вперед, чтобы служили разведчиками; я присоединюсь к генералу часа в два или трипополудни; пусть он только спешит и, что бы ни случилось, не отклоняется от пути, по которому должен идти. Уф! Вот все, генерал.
— Все?
— Все, генерал.
— И ты не знаешь ничего?
— Ничего; Сурикэ не показывался целых три дня; я не знаю ни где он был, ни что делал; сегодня ночью он вернулся, велел передать вам то, что я сказал, и опять ушел, не прибавив ничего. Я же поспешил сюда.
— Прекрасно, возьми это! — И Монкальм протянул ему горсть золотых.
— Вы знаете, генерал, я воюю не за золото, а ради удовольствия.
— Правда, знаю, но я желаю, чтобы ты взял деньги.
— Это другое дело; я обязан повиноваться вам.
И Белюмер без дальнейших рассуждений положил золотые в карман.
— Что прикажете мне делать теперь? — спросил он.
— Ты приятель краснокожих?
— Закадычный друг.
— Так ступай вперед с дикарями, а когда придет Сурикэ, приведи его ко мне. Так? Понял?
— Не беспокойтесь, генерал; направо кругом, марш, — все будет исполнено.
— Да, смотри, молчи.
— Не бойтесь, я не из болтливых.
— Ступай.
Белюмер поклонился и ушел, весьма довольный своим разговором с главнокомандующим; он не был жаден, но, как все нормандцы, любил деньги, заработанные честным путем; впрочем, каждый раз, как ему давали деньги, он для успокоения совести отказывался принять их.
Монкальм снова присоединился к своему генеральному штабу, состоявшему из офицеров армии, милиции и даже чиновников местной администрации; поэтому его сопровождал также Дорель и некоторые другие.
Когда вошли в столовую, главнокомандующий, перед тем как садиться за стол, обратился присутствующим:
— Милостивые государи, важные известия, полученные мною сейчас, принуждают меня поторопиться с завтраком; у нас всего один час времени. Капитан де Меренвиль…
