Решил, что лучше всего в этот момент одним махом положить конец игре.
Остановился у ее ног (даже коснулся коленом носка приподнятой туфельки Гины) и ровным голосом, сохраняя на лице безразличное выражение, спросил:
— Тебе все известно?
Гина ответила ему в тон, так же ровно и безразлично:
— Все.
— Абсолютно?
— Да.
После этого ответа Эрге отодвинулся от ее ног, повернулся на каблуках и зашагал из угла в угол, сухо бросая на ходу короткие вопросы. На каждое слово Гина отвечала так же сухо и коротко.
— Это глупо…
— Напротив…
— Конечно, Сорокин?
— Он.
— Мерзавец…
— Дело ваше.
И снова через минуту Эрге остановился рядом с Гиной и, покачиваясь с каблуков на носки и обратно, спросил:
— Что же привело тебя сюда?
— Соскучилась.
Эрге, не сдержав злости, воскликнул:
— Ложь!
Гина засмеялась, встала и нежно потянулась к нему.
— Дорогой мой, чистая правда.
Он грубо отбросил ее руки и снова яростно заметался по комнате.
— Брось играть, это не мюзик-холл. К тому же, ты играешь отвратительно и неестественно.
Эрге замолчал на мгновение, ожидая ответа, но Гина молчала, склонив голову над журналом. И это напускное спокойствие еще больше разозлило его; он едва сдерживал себя, чтобы не вырвать журнал из ее рук.
— Послушай, — проговорил он, стискивая кулаки, — из твоего плана ровным счетом ничего не выйдет. Мы на днях вылетаем, а ты спокойно вернешься в Сан-Франциско. Слышишь?
Гина подняла голову, побледнела и, подчеркивая слова, бросила в лицо:
— Слышу! Что ж, я полечу с тобой. А если ты заставишь меня вернуться в Сан-Франциско, в тот же день весь мир узнает о твоей авантюре. Слышишь?
Такого Эрге не ожидал, даже не мог себе представить. У него беспорядочно задергались щеки, и он ощутил, как все тело охватило терпкое, похожее на испуг чувство — словно он незаметно для самого себя очутился на краю бездны.
* * *
На столе дважды вспыхнули зеленые лампочки и резко зазвенел звонок: сигнал из радиокабины.
Эрге выпрямился, ничего не ответив Гине, и выбежал из кабинета.
Торопливо прижал к ушам трубки, услышал знакомый шепот, сразу отрезвивший его мысли:
— Слушайте… слушайте… слушайте… Вверх… вверх… вверх…
Эрге побледнел — это был сигнал вылетать. Он изо всех сил прижал трубки к ушам, не веря себе, но нет, трубки глухо и настойчиво повторяли:
— Вверх… вверх… вверх…
Затем голос умолк, но Эрге еще долго сидел, не снимая наушники с головы.
Когда поднялся, захотелось уйти из здания куда-нибудь подальше, чтобы в одиночестве успокоиться и обдумать финальную часть своего смелого плана.
* * *
На Алеутских островах наступила весна. Давно уплыли прочь льды, и каждый день сильно припекало солнце. Сегодня Лощина трех кряжей полностью освободилась от въедливого тумана, и черные скалистые горбы гор казались не такими уж мрачными и неприветливыми.
Эрге возвращался с гор успокоенным, с уравновешенными чувствами. Да, он чувствовал себя прекрасно — даже уселся на отвесную скалу и, опираясь на локти, осознанно решил немного помечтать (имел он такой недостаток, правда, сам же его недолюбливал).
Отчего же не помечтать немного — дальнейшие ходы борьбы начертаны, проверены сознательно и спокойно, узлы, что так неожиданно возникли сегодня, самым чудесным образом развязаны. Что ж, пусть Гина едет. Все-таки она переоценила свои силы, надеясь как-то помешать его планам — чепуха!
Эрге вспомнил, как растерялся, когда услышал ее угрозу, и чуть поморщился — не следовало. Как же он не сумел сдержаться? Фи!
Легко отогнав это неприятное воспоминание, снова погрузился в свои мечты, что, как и в Нью-Йорке, пьянили его и вызывали внутри терпкий холодок — предвестник воодушевления.
Конечно, Гина помешать не сможет. Оторванная от людей, она сразу почувствует свое бессилие. По правде, лучше было бы, если… и тут Эрге невольно вспомнил о Сорокине. В ту же секунду в голову пришла навязчивая мысль немедленно увидеть его.
Мысль понравилась. «Умрет ведь, мерзавец, когда увиди меня», — с улыбкой подумал инженер и легко встал на ноги.
Защищая ладонью глаза от солнца, посмотрел в сторону шхуны, белевшей парусами на черной воде океана, справа от скалистого горбатого полуострова. Смотрел и снова улыбался себе:
«Умрет, мерзавец».
* * *
Отдав приказ грести к шхуне, Эрге уселся на корме шлюпки, перегнувшись, трогал рукой воду и, забавляясь, злорадно предвкушал встречу с Сорокиным. Вместо злости появилось желание помучить проклятое животное — измучить, отыграться за все неприятности.
Ровно через 30 минут матросы остановили шлюпку у трапа.
Эрге легко взбежал по ступенькам наверх, остановился на палубе, ища глазами кого-нибудь из экипажа, чтобы спросить, где находится каюта Сорокина.
У капитанского мостика увидел сильную фигуру Билла, направился к нему. Билл тоже заметил гостя и пошел навстречу.
В трех шагах от Эрге Билл приложил два пальца к фуражке и вежливо спросил:
— Каюту мистера Сорокина?
— Да.
— Прошу за мной. Мистер имел несчастье заболеть у самого берега.
Эрге чуть улыбнулся.
Он, конечно, имел право улыбаться. Однако, дорогой читатель, Сорокин в самом деле заболел, как только увидел темные очертания береговых скал. Но заболел он необычной болезнью — испугом. Увидев берег и представив себе встречу с Эрге, он задрожал, как в настоящей лихорадке, весь вспотел и лишился сил. Наутро, когда пристали к берегу, заявил, что на берег сойти не может, так как чувствует себя очень скверно.
Через два дня ему стало хуже, ночью он от страха не мог сомкнуть глаз, а если и смыкал, то его начинали душить кошмары.
Так, в постели, и застал его Эрге.
* * *
— Здравствуйте, господин Сорокин! Как себя чувствуете, а? Что же вы молчите? Может, не узнаете? Или рот раскрыть не в состоянии?
Сорокин приподнялся на локте да так и застыл. Небольшие глазки расширились и округлились, насколько позволяли орбиты, и стали напоминать испуганные зрачки кролика.
Эрге на минуту замолчал, медленно и спокойно подошел к кровати. Сорокин, не спуская с него глаз, с ужасом отодвинулся к стене.
— Так что же вы молчите? Откройте наконец рот. Это ведь невежливо — молчать, когда к вам обращаются. Вы, кажется, говорить умеете, и довольно-таки красноречиво?
Сорокин сразу понял, на что намекает инженер, и едва пошевелил помертвелыми губами. Не сказал, а выдавил:
— Я себя сейчас очень плохо чувствую. — Заискивающая гримаса сложилась на его испуганном лице, и он подавленно воскликнул: — Мистер Эрге, я не виноват, честное слово, не виноват. Клянусь всем дорогим, что это произошло как-то случайно и бессмысленно.
