Как знаток живописи, Иван понимал, что это не просто какой-то бродячий живописец, а настоящий художник, таких называют великими и гениальными, хрестоматийными и классическими. Удивительно, что никто не знает о нем. Поистине, пути славы неисповедимы. Иван думал, Чуть ли не с ужасом, что могут быть и другие художники, оставшиеся почему-то за бортом человеческого внимания, и писатели, и музыканты… Вот где-нибудь в деревенском доме или на городском чердаке покоится пыльный сундук, а в нем — рукописи стихов и романов, написанные сто лет назад каким-нибудь так и не открытым Пушкиным или Достоевским… В такое почему-то не верится, но вот же он, Дерек, перед его глазами… Неведомый миру гений.
Вечером Делла, как всегда, разложила камушки, Иван наблюдал за пазлом через ее плечо.
— Странное дело, — сказал он, рассматривая разложенные на столе элементы. — Если это идеограммы, иероглифы, то почему они столь часто повторяются? Я насчитал двадцать четыре разных знака, из них шесть «жизней», пять «солнц» и так далее.
— Что в этом удивительного? — спросила Делла с каким-то странным раздражением.
— Иероглифов должно быть гораздо больше.
— Есть те, что есть. Не тебе судить о том, что было дано давным-давно!
Казалось, девушка была смущена и заменяла это чувство агрессией.
— Ага, в рифму порой говоришь, поэтесса.
— И что с того?
Иван решил не продолжать этот разговор. Теперь он был в еще большей степени убежден, что перед ним именно шифр, а так называемые идеограммы — суть просто буквы. Получается, что Делла морочит ему голову, расшифровывая смысл надписей на браслетах. Может быть, никаких надписей и не существует?
К нему вновь вернулись сомнения: что здесь на самом деле происходит, и какая ему отведена роль в некой чужой игре?..
В следующей деревне угреши пожаловали им еще один браслет и замысловатое украшение вроде мониста: на серебряной цепочке висели продырявленные старинные монеты вперемешку с камушками. Деньги были царские, камушки — обыкновенные, «наши», как заметила Делла.
Она разложила трофеи на две кучки и прочитала означенные на них заветы. «Сильному можно верить, сильного стоит любить, сильный достоин пути славы», — говорило монисто. «Рыба движется вверх по течению», — говорил браслет.
— Стоп, — сказал Иван. — Объясни мне, пожалуйста, как ты это читаешь? Насколько я понимаю, — он поочередно ткнул в три одинаковых знака, похожих на заряженный лук, — этот символ и означает сильного?
— Нетрудно угадать, если знать перевод.
Иван перебрал камушки и сложил три знака подряд: «сильный», «солнце» и «жизнь». Спросил:
— И что же тут написано?
Делла засмеялась:
— Амамутя дает жизненную силу.
Иван ответил, даже не задумавшись:
— Сила жизни — солнечный свет. Или что-то другое. Да на таком языке можно сказать что угодно, была бы фантазия у читателя. Что-то здесь не то, Деллочка. И знаков по-прежнему двадцать шесть. Нет, сегодня появился двадцать седьмой. Он что означает?
— Это рыба.
— Отлично, рыба. Меж тем как в китайском языке иероглифов тысячи. Странно это все. И ты мне чего-то недоговариваешь.
Делла молчала. Недоговорила: Хорошо, будем думать дальше.
Иван думал об этом странном письме, пока не заснул… Возможно, все эти заповеди и не требуют большего количества знаков. В таком случае, само письмо было изобретено именно для того, чтобы записать заповеди. Из символов, означающих «жизнь», «солнце», «грех», «радость», «горе» и так далее, вполне можно составить короткие назидательные афоризмы.
14
На следующий вечер он застал девушку за странным занятием. Она полагала, что он спит, поглядывала на него, но Иван, как бы что-то почувствовав, просто притворился спящим.
То, что он увидел сквозь полуприкрытые веки, привело его в недоумение. Делла сидела, низко склонившись над столом, и разглядывала, как сперва показалось ему, все свои добытые амулеты… Нет, она не разглядывала, а складывала их… Как пазл.
Ивану было хорошо видно, как эти обсидиановые пластиночки, соприкасаясь своими причудливыми краями, прилегают одна к другой, плотно, без малейшей щели. Вот уже обозначен и угол, и фрагмент противоположного края — какая-то небольшая, с лист бумаги размером плита.
Теперь Ивану стало ясно, что это вовсе не отдельные украшения, а фрагменты чего-то целого, и главное — Делла не коллекционирует какие-то брелочки, как она поведала сначала, а ищет что-то.
Опять ложь. Все их отношения с самого начала замешены на лжи.
Затем Иван стал думать об этой странной плите вообще. Края камушков плотно прилегали друг к другу, щель исчезала. Так разрезать камень мог только лазер… От этой мысли, от самого слова «лазер» Иван содрогнулся. Лазер в девятнадцатом веке. Рассуждения на эту тему могут завести слишком далеко.
То, что складывалось на столе рукой поэтессы, было каким-то текстом. И, теперь уже безо всякого сомнения, было ясно, что это не иероглифы, а буквы, и Делла знала об этом, и она скрывала это знание от Ивана. Что же делать: так и продолжать с нею игру, притворяясь, что он ни о чем не подозревает? Иван не привык к таким отношениям. Он пошевелился, приподнялся на локте. Плечи Деллы напряглись, она медленно подняла голову.
— Это ведь все же буквы, да? — спросил Иван. — Почему бы сразу об этом не сказать, зачем врать про какие-то назидания на этих камушках?
— Я не врала, — сказала Делла, опустив глаза. — А подглядывать нехорошо.
— Так уж вышло. Ты, наконец, что-нибудь расскажешь или нет?
— Это действительно буквы.
— А я уж поверил в свою «жизнь» на камне.
— Ты не дослушал. Символы означают и то и другое. В старинной бабушкиной книге была их расшифровка. Это как… Ведь в славянской азбуке то же самое. Аз — это буква «а» и одновременно — я, личность как понятие. Л — это «люди». Только у славян таких букв несколько, а у угрешей — все. Поэтому сочетания знаков можно прочесть и как иероглифическое письмо, и как текст на языке угреш. И все эти камушки должны сложиться в текст, который даст ответ на всё. Об этом сказано в древней книге. Книга утеряна, но на разбитой скрижали должно быть стихотворение. И в нем — ключ ко всему…
— Гм! Древний текст, это я понимаю, но с чего ты взяла, что это именно стихи?
— Просто потому, что я поэтка с детства. Или наоборот: я и стихи-то начала писать потому, что всегда знала об этом окончательном стихотворении. Я почему-то всегда знала, что это именно стихи, ведь пророчества обычно делались в стихах, у Нострадамуса, например. Я не могла тебе всего этого сказать.
