— На это не следует обращать внимания, — сказал Каламак. — Все это похоже на сон и тени: все исчезнет и забудется.
— Она как будто не видела меня, — сказал Кеола.
— Не видела и на самом деле, — ответил колдун. — Мы гуляем здесь невидимками при ярком свете в силу этих талисманов; но они нас слышат, и потому лучше говорить так же тихо, как я.
Он обложил циновку камнями, а в середину положил листья.
— Вы должны будете зажечь листья и поддерживать медленное горение. Я должен буду сделать свое дело, пока листья горят, и та же сила, которая принесла нас сюда, отнесет нас обратно, раньше, чем потемнеет пепел. Приготовьте спички и не забудьте позвать меня вовремя, чтобы огонь не догорел и я не остался здесь.
Как только листья загорелись, колдун выскочил из круга как олень, и давай бегать по берегу, точно выкупавшаяся собака. Бегая, он хватал раковины, и Кеоле казалось, что они сверкали, когда он брал их в руки. Листья горели ярким пламенем, быстро пожиравшим их. У Кеолы осталась только одна горсть, а колдун убежал очень далеко.
— Назад, — крикнул Кеола, — назад! Листья скоро догорят.
Каламак вернулся. Если раньше он бежал, то теперь летел; но как ни быстро он бежал, листья горели еще быстрее. Пламя почти догорало, когда он одним прыжком очутился на циновке. Ветер, произведенный его прыжком, потушил огонь, и с ним исчезли и берег, и солнце, и море, и они снова очутились в сумерках гостиной, и снова их встряхнуло и ослепило, а на циновке между ними лежала груда светлых долларов. Кеола подбежал к окну — на волнах качался пароход.
В тот же вечер Каламак отвел зятя в сторону и дал ему пять долларов.
— Если вы умный человек, Кеола (в чем я сомневаюсь), то вы подумаете, что заснули сегодня после обеда на вернаде и видели сон, — сказал он. — Я говорить много не люблю и держу помощников с короткой памятью.
Ни слова не сказал больше Каламак и больше об этом деле не поминал, но оно засело в голове Кеолы, и если он и прежде был ленив, то теперь ровно ничего не делал.
— Зачем мне работать, — рассуждал он, — если у меня есть тесть, делающий доллары из раковин.
Свой запас он израсходовал. Израсходовал он его на костюмы. Потом он загоревал.
— Лучше бы было купить концертино, с которым развлекался бы я целый день, — думал он и рассердился на Каламака.
— Песья душа у этого человека, — думал он. — Может, когда хочет, собирать доллары на берегу и заставляет меня горевать о концертино! Пусть поостережется! Я не ребенок, я такой же ловкач как и он, и знаю его тайну.
Он сказал об этом своей жене Леуа и пожаловался на поведение ее отца.
— Лучше бы оставить отца в покое. Он опасный человек, чтобы идти ему наперекор, — сказала Леуа.
— Я его не боюсь! — воскликнул Кеола и щелкнул пальцами. — Я его прижму! Я из него могу сделать все, что захочу!
И он рассказал Леуа всю историю.
— Делай, как хочешь, — сказала она, — но если ты вздумаешь противиться отцу, то, наверно, о тебе ничего больше не услышат. Вспомни Уа — он был дворянин представительного собрания, каждый год ездил в Гонолулу, а от него не осталось ни косточки, ни волоска. Вспомни Камау, исхудавшего так, что жена поднимала его одной рукой. Кеола, ты младенец в руках моего отца, он возьмет тебя двумя пальцами и съест тебя как креветку.
В действительности Кеола боялся Каламака, но был тщеславен, и слова жены подожгли его.
— Отлично! Если ты такого мнения обо мне, я тебе докажу, как сильно ты ошибаешься, — сказал он и прямо прошел к тестю, сидевшему в гостиной.
— Мне хочется иметь концертино, Каламак, — сказал он.
— В самом деле? — спросил Каламак.
— Да, и скажу вам откровенно, что рассчитываю получить его, — ответил он. — Человек, собирающий доллары на берегу, может, разумеется, купить концертино.
— Я понятия не имел, что вы так умны, — сказал колдун. — Я считал вас робким, бесполезным малым и, право, выразить не могу, как я доволен, что ошибся. Я начинаю думать, что могу найти помощника и наследника своего трудного дела. Концертино? Вы получите лучшее концертино в Гонолулу. Сегодня вечером, как только стемнеет, мы с вами отправимся за деньгами.
— Мы вернемся на берег? — спросил Кеола.
— Нет, нет! — возразил Каламак. — Вам надо будет узнать получше мои тайны. В тот раз я научил вас собирать раковины, а теперь научу вас ловить рыбу. Хватит у вас силы спустить на воду бот Пиля?
— Я думаю, — ответил Кеола. — Отчего бы не взять ваш? Ведь он уже на ходу.
— У меня есть причина, которой вы не поймете до завтра, — сказал Каламак. — Шлюпка Пиля самая подходящая для моих целей. Итак, будьте пожалуйста здесь, когда стемнеет, а пока пусть это дело будет между нами, так как посвящать семью в наше дело нет никакой надобности.
Мед не мог быть слаще голоса Каламака, и Кеола с трудом сдерживал свое удовольствие.
— Я мог бы иметь концертино несколько недель тому назад, — думал он, — и для этого ничего не требовалось, кроме небольшой смелости.
Леуа он застал плачущею и чуть было не сказал ей, что все обошлось благополучно.
— Нет, — подумал он, — подожду, пока не буду иметь возможности показать ей концертино. Посмотрим, что скажет девочка тогда. Поймет, быть может, и будет знать на будущее, что у мужа ее есть доля ума.
Как только стемнело, тесть и зять спустили на воду шлюпку Пиля и подняли парус. Волнение было на море сильное, ветер дул с подветренной стороны, шлюпка шла легко и быстро, разрезая волны. У колдуна был с собой фонарь; он зажег его и держал в руке за кольцо. Оба они сидели, курили сигары, которые Каламак всегда имел в запасе, и дружески беседовали о магии, о большой сумме денег, которые они могут добыть при занятии ею, то есть магией, что они купят во-первых, что — во-вторых. Каламак говорил как отец.
Потом он оглядел все вокруг, взглянул на звезды, оглянулся на остров, находившийся тремя частями под водою, и точно стал обдумывать свое положение.
— Взгляните, — сказал он, — Молокай уже далеко позади нас, а Мауи похож на облачко. По положению звезд я знаю, что приехал, куда желал. Эта часть океана называется Морем Мертвецов. Здесь оно страшно глубоко, и все дно его покрыто человеческими костями, а в ямах его обитают боги и духи. Течение направлено к северу и чересчур сильно даже для акулы, а если сбросить человека, оно унесет его как дикий конь, в беспредельный океан. Его немедленно ломает, и он идет ко дну, где кости его разбрасываются с остальными, а боги уничтожают душу.
Ужас охватил Кеолу при этих словах. Взглянув на колдуна, он заметил при свете звезд и фонаря, что лицо его как будто меняется.
