– Вы и впрямь уверены, – говорю, – что гоняетесь вовсе не за ручкой, которая месит тесто для этих блинчиков?
– На все сто, – говорит Джексон. – Мисс Лирайт – очаровательная девушка, но, еще раз повторяю, мои намерения сводятся исключительно к гастро… – Тут он заметил, что моя рука сама тянется к кобуре, и поправился: – Исключительно к стремлению раздобыть этот рецепт…
– Не такой уж вы плохой парень, как кажетесь, – говорю я, стараясь держаться вежливо. – Я уж было решил оставить ваших мериносов сиротами, но, пожалуй, все-таки позволю вам улететь. Но запомните: держитесь исключительно блинчиков и не вздумайте смешивать подливку с другого рода чувствами, иначе у вас на ранчо зазвучит пение, которого вы не услышите.
– Чтобы окончательно убедить вас в искренности своих намерений, – говорит этот овчар, – я попрошу вас помочь мне в моем деле. Мисс Лирайт, насколько я знаю, ваш большой друг. Если вы добудете мне этот рецепт, клянусь – я к ней никогда и на полмили больше не подъеду.
– Вот это по-нашему, – сказал я, протягивая руку Джексону Берду. – Буду рад помочь.
Тут он свернул к большой заросли кактусов и двинулся в направлении своего Шелудивого Осла, а я взял курс на северо-запад, к ранчо старика Билла Туми.
Только через пять дней мне удалось снова попасть на Пимиентский брод. Мы с мисс Уилл славно провели вечерок у дядюшки Эмсли. Она кое-что спела, изрядно помучила пианино, а я изображал гремучую змею и рассказывал о новом способе снимать шкуры с коров, изобретенном Снэки Мак-Фи. Наше взаимное расположение росло час от часу.
Оставалось только окончательно отделаться от Джексона Берда, и дело в шляпе. И вдруг я вспоминаю его слова насчет блинчиков и решаю выведать их рецепт у мисс Уилл, чтобы сообщить ему. Где-то в половине десятого я изображаю на физиономии сладчайшую улыбку и говорю мисс Уилл:
– А знаете, ежели мне что и по душе больше, чем вид рыжего быка на весенней траве, так это вкус горячего блинчика с паточной подливкой.
Мисс Уилл как бы слегка подпрыгнула на фортепианной табуретке и подозрительно на меня покосилась.
– Да-да, – говорит она, – это действительно недурно. Как вы сказали, называется эта улица в Сент-Луисе, где вы потеряли шляпу?
– Блинчик-стрит, – говорю я, слегка подмигнув, чтобы дать понять – мол, мне все известно о вашем фамильном рецепте и меня вокруг пальца не обвести. – Чего уж там, мисс Уилл, выкладывайте, как вы их делаете. Они прямо вертятся у меня в голове, как колеса от фургона. Что у нас там в списке ингредиентов?
– Извините, я на секунду, – говорит мисс Уилл, снова окидывает меня косым взглядом, спрыгивает с табуретки и рысью мчится в другую комнату. Оттуда вскоре выходит дядюшка Эмсли в одной жилетке и с кувшином холодной воды. Он поворачивается, чтобы взять стакан, и я засекаю, что у него в заднем кармане шестизарядный «Смит и Вессон».
«Ну и дела! – наспех соображаю я. – Эта семейка, видать, помешана на своих кулинарных рецептах, ежели готова защищать их с оружием».
– Выпей-ка, Джед, – говорит дядюшка Эмсли, протягивая мне стакан с водой. – Ты, видно, сегодня целый день в седле, и все на солнце. Попробуй думать о чем-нибудь другом.
– Тебе-то хоть известно, как печь блинчики, дядюшка Эмсли? – спрашиваю.
– Ну, я не ахти какой знаток их анатомии, – говорит Эмсли, – но, думаю, надо взять пару сковородок, чуток сахару, соли, соды и кукурузной муки и смешать все это с яйцами и сывороткой. А что, Джед, старый Билл опять надумал по весне гнать гурты в Канзас-Сити?
Вот и все, что мне удалось узнать в тот вечер. Нечего удивляться, что Джексон Берд обломался на этом деле. Словом, бросил я эту тему и малость потолковал с дядюшкой Эмсли о скоте и прошлогодних циклонах. А потом вошла мисс Уилл и сказала: «Доброй ночи», после чего я сломя голову помчался к себе на ранчо.
Где-то через неделю встречаю я Джексона Берда: он уезжает от дядюшки Эмсли, а я направляюсь туда. Мы остановились на дороге и перекинулись парой пустяковых фраз.
– Что, так и не добыли список запасных частей для ваших румянчиков? – интересуюсь я.
– Какое там! – отвечает Джексон. – А вы не пытались?
– Пытался, – говорю, – да это все равно, что выманивать сурка из норы пустой ореховой скорлупой. Этот их рецепт – какая-то святыня, судя по тому, как они все за него цепляются.
– Я уже почти готов отступить, – произносит Джексон с таким отчаянием, что я его поневоле пожалел. – Но уж больно хочется все-таки выведать, как их печь. Не сплю по ночам, все вспоминаю, какие они восхитительные.
– Держитесь своей линии, – говорю ему, – и я тоже поднажму. В конце концов кто-нибудь из нас двоих да заарканит этот рецепт. Ну, удачи, Джекси.
Сам видишь, в ту пору мы с ним были чуть ли не в приятельских отношениях. Убедившись, что он не гоняется за мисс Уилл, я с ангельским терпением созерцал усилия этого рыжего недоноска и сам время от времени пытался выманить заветный рецепт. Но стоило мне только произнести «блинчики», как ее глаза затуманивались, в движениях появлялось беспокойство и она старалась как можно быстрей сменить тему. Если же я настаивал, мисс Уилл выскальзывала из комнаты и высылала ко мне дядюшку с кувшином воды и карманной гаубицей.
Однажды я прискакал к лавочке Эмсли со здоровенным букетом голубой вербены.
Дядюшка Эмсли посмотрел на букет, прищурился и говорит:
– Не слыхал новость?
– Скот вздорожал?
– Наша Уилл и Джексон Берд не далее как вчера повенчались в Палестине, – говорит он. – Сегодня утром я получил письмо.
Я уронил букет в бочонок с сухарями и подождал, усваивая новость. Но потом все-таки говорю:
– Не можешь ли ты, дядюшка, повторить еще раз. Может, слух меня подвел…
– Повенчались вчера, – говорит дядюшка Эмсли, – в том самом местечке Палестина, что в семидесяти милях отсюда, где живут родители Уилл, и отправились в свадебное путешествие в Вако и на Ниагарский водопад. Да неужто ты все время ничего не замечал? Джексон Берд ухлестывал за Уилл с того самого дня, как в первый раз пригласил ее прокатиться.
– С того дня! – взревел я. – Какого же дьявола он плел мне тут про блинчики? Объясни ты мне ради всего святого…
Как только я произнес «блинчики», дядюшка Эмсли отскочил от меня и стал пятиться.
– Чудится мне, что кто-то меня облапошил с этими блинчиками, – говорю, – и я дознаюсь, кто. Тебе-то, поди, все известно. Выкладывай, дядюшка, или я, не сходя с этого места, наделаю из тебя оладий.
Я перемахнул через прилавок, Эмсли схватился за кобуру, но его пулемет лежал в ящике под кассой и он не дотянулся всего на пару дюймов. Я сгреб ворот его рубашки и затолкал в угол.
