В случае выбора второго варианта денежное содержание членов экипажа за время пребывания на позиции будет увеличено вдвое.
Морской министр».
Бар-Маттай дважды перечитал бумагу, пытаясь вникнуть в смысл казенных формулировок.
— Мне кажется, первый вариант человечнее…
— Я тоже так думаю.
— И потом, этот стальной склеп начинает действовать на нервы.
— С удовольствием размял бы ноги на острове. Даже если он сплошь из камня. Надеюсь, нам не возбранят ловить рыбу удочкой…
— Вы правы, камень куда теплее металла… И потом, одно только созерцание неба…
— Ну, уж на небо нам рановато. Хотите подышать звездами? Идемте на мостик.
Они выбрались наверх и вышли на рубочные рули, нависавшие над морем, как балконы. Скупо мерцали ризы созвездий. Бурлила захлестывавшая на корпус вода.
— Видите, альфа Малой Медведицы. Полярная звезда. Полярис. Через нее проходит земная ось. К ней же привязана и залповая точка «Архелона». Если хотите, это погребальная звезда человечества.
— От Вифлеема до Поляриса…
— Что-что?
— Я говорю, человечество прошло путь от звезды Вифлеема[7] до Поляриса…
— Звездный путь, — усмехнулся Рэйфлинт. — Сквозь тернии — к звездам…
Остров Юджин открылся в предрассветных сумерках На алом фоне заревой полосы четко выступали утесистые скалы. Глубины позволяли подойти к острову совсем близко, и вскоре все, кто стоял на мостике, увидели бараки за колючей проволокой, вышки с прожекторами…
— Прелестный санаторий, — скривился Рэйфлинт и впервые при пасторе выругался. Бар-Маттай рассматривал из-под ладони отвесные скалы.
— Рооп, играйте большой сбор, — распорядился коммодор. — Постройте экипаж на ракетной палубе!
Когда подводники неровной чередой встали вдоль крышек ракетных шахт, Рэйфлинт показал рукой на остров, который даже в лучах поднявшегося солнца оставался черным и угрюмым, и прокричал в мегафон:
— Выбирайте! Либо это, либо океан…
— Океан! — вразнобой грянули архелонцы. Ветер трепал седые волосы, жутковатой неживой бронзой отливали их лица. Яростно ругаясь, матросы сыпались в верхний рубочный люк. У нижнего обреза входной шахты они натыкались на Катарину, не рискнувшую выбраться на палубу, обходили, бесцеремонно задевая плечами.
— Эй, красотка! — окликнул ее негр-барабанщик, — А почему ты такая же рыжая, как и была? Уж не ты ли нас наградила этой «бронзовкой»?!
Катарина сжалась.
— Что-то давно ты не раздевалась перед нами, девочка?! — подступил к ней торпедист с шеей циркового борца.
— Помоги ей, Сэм! Она забыла, как расстегивается лифчик!
Сэм запустил пальцы в вырез и рванул платье так, что на Катарине остались лишь половинки всех одежд.
— Ага! Я же говорил! — возопил негр. — На ней ни одного пятнышка!
— Я ничего не знаю! — кричала девушка. — Я никогда ничем не болела!
Толпа, сбившаяся в центральном посту, заревела:
— Мы тоже ничем не болели, пока ты не принесла на хвосте эту заразу!
— Суд Линча этой стерве!
— В торпедный аппарат ее, Сэм!
Сэм ловко перехватил танцовщицу за пояс и ринулся в носовые отсеки. Катарина отчаянно брыкалась, но ей стянули ноги остатками платья. Кто-то услужливо распахнул крышку нижнего торпедного аппарата, — его недавно красили, и он был пуст, Сэм затолкал извивающееся тело в узкую темную трубу. Крышку тут же захлопнули и задраили. Крики и мольбы Катарины глухо пробивались сквозь толстый металл. Но тут открыли переднюю — забортную — крышку, и в аппарат ворвалась вода. Еще слышно было, как билась и царапалась в трубе жертва, когда Сэм заученно рванул рычаг боевого баллона. Двести атмосфер вышвырнули хрупкое тело в глубину. Испуганно шарахнулись дельфины. Сжатый воздух вырывался на поверхность черными хрустальными шарами…
Педант Рооп записал в вахтенный журнал:
«В 7.00 на траверзе острова Юджин привели в исполнение приговор суда Линча над гражданкой федерации Больших Кокосовых островов Катариной Фёрст, виновной в заражении экипажа суперлепрой XX. В 7.15 дали обороты турбинам и легли на обратный курс для дозаправки продуктами».
Ахтияр прибежал в торпедный отсек, когда народ уже расходился. Выпихнув из лаза чью-то голову, стюард пронырнул в круглый люк, пронесся по проходу между стеллажными торпедами, сталкивая встречных, и яростно забарабанил в аппаратную крышку.
— Открой! — заревел он Сэму.
— Пожалуйста, сэр! — Торпедист крутнул рычаг кремальеры и галантно распахнул зев осушенной трубы. Маленькая морская звезда распласталась на мокром металле… Ахтияр, издав странный горловой звук, долго смотрел на нее, затем извлек звезду из аппарата, бережно расправил лучи на ладони, и с трудом переставляя ноги, понес ее к выходу.
Сэм пощелкал пальцами у виска:
— Похоже, он решил, что его красотка слегка уменьшилась в размерах!
— Держу пари, она сегодня попадется тебе в компоте, Сэм! — захохотал негр-барабанщик. Но тут взвыли внутри-отсечные динамики: «По местам стоять! Корабль к бою и походу!»
Бронзовые сверла гребных винтов вбуравились в воду.
На этот раз буксиры вывели в море старый лихтер, груженный ящиками, мешками, бочками и коробками — со всем необходимым для годичного автономного похода.
Выждав, когда на лихтере никого не осталось, «Архелон» подошел к борту. Без малого сутки перетаскивали подводники провизию, медикаменты, запчасти, загромождая отсеки и трюмы. Субмарина ушла, и лихтер взорвали.
Океан принял в свои недра заразные обломки точно так же, как принимал он бетонные капсулы с отравляющими газами и радиоактивными веществами.
Ахтияр после гибели Катарины почти перестал выходить из каюты. В знак траура он отпустил щетину. Редкие жесткие волоски торчали из кожи серебряными занозами. Несколько раз он ходил к Коколайнену, выменивая спирт на шоколад и сгущенные сливки. Однажды постучался к пастору и попросил его прочитать по душе убиенной какой-нибудь псалом.
— Она была католичкой. Ей было бы приятно знать, что я попросил вас об этом…
Бар-Маттай выполнил просьбу.
— А нельзя ли нас обвенчать? Заочно?
— Нет. Я должен был услышать сначала ее согласие.
— Она согласна! Я знаю. Она ведь занималась своим ремеслом не от хорошей жизни. А у меня кое-что отложено. Мы бы неплохо зажили.
— Этого нельзя сделать еще и потому, — покачал головой пастор, — что вы мусульманин.
— У меня нет веры, святой отец. Мне все равно, Магомет или Христос. Я верю только в него! — И стюард выхватил из потайных ножен кривой индонезийский крис с волнистым лезвием. — А что до ее согласия, то вы его услышите, пастор.
