И вот я уселся в кустах в ожидании ночи и стал с удовольствием закусывать сухарями. Когда погасли последние лучи света и густой туман окутал море и остров, я взвалил себе на плечи пирогу и спустился к берегу. Среди полного мрака светились только два огонька: костер, разложенный на берегу, около которого отдыхали пираты, и другой огонек, едва мерцавший в тумане, — на шхуне. Она теперь была обращена ко мне носом, и в каюте был свет, падавший из кормового окна на воду. Отлив был уже в разгаре, и мне довольно долго пришлось тащить лодку по мокрому песку, а затем идти по колена в воде, пока можно было наконец поставить лодку килем вниз и пуститься по волнам.
ГЛАВА XXIII
По волнам отлива
Пирога оказалась очень легкой и вполне подходящей для моего роста и веса, но ею было очень трудно управлять, так как лодчонка оказалась с норовом и часто выкидывала самые неожиданные штуки. Больше всего любила она вертеться кругом, как волчок. Сам Бен Гунн находил, что управлять ею мог только человек, хорошо знающий ее характер и привычки. К сожалению, последние мне были совершенно неизвестны, и в моих неискусных руках она двигалась во все стороны, кроме той, куда было надо. Не будь отлива, я бы, наверное, не добрался до «Испаньолы», но течением меня как раз относило на нее. Шхуна, неясным черным пятном выделявшаяся на окружающем темном фоне, приняла наконец формы корабля. Подъехав ближе, я нащупал канат и ухватился за него. Течение было так сильно, что шхуна колыхаясь на волнах, натягивала якорный канат струной. Один взмах моего ножа — и она поплыла бы в открытое море. Но, к счастью, мне вовремя пришло в голову, что для меня будет очень опасно сразу перерезать туго натянутый канат, от сильного толчка моя лодка могла опрокинуться.
Я уже собирался отказаться от своего намерения, как вдруг подул ветер с юго-запада, и «Испаньола» повернулась на якоре таким образом, что канат ослабел в моей руке. Тогда я зубами вытащил свой кортик из ножен и перерезал канат, но только до половины его толщины. После этого я остался дожидаться, чтобы канат снова ослабел.
Все время до меня доносились громкие голоса из каюты, но я не обращал на них внимания. Теперь же от нечего делать, я стал прислушиваться. В одном я узнал голос Гандса, а другой, наверное, принадлежал пирату с красной шапкой. Оба, очевидно, были уже пьяны, хотя и продолжали еще пить; один из них с пьяным возгласом открыл кормовое окно и выбросил что-то в воду — пустую бутылку, как мне показалось. По звуку голосов можно было догадаться, что между пиратами происходила ссора. Ругательства сыпались одно за другим, и я каждую секунду ждал, что ссора перейдет в драку.
На берегу светился огонек на месте лагеря, и кто-то пел старую матросскую песню, выделывая трели в конце каждого куплета.
Наконец снова налетел порыв ветра, шхуна заколыхалась, и канат ослабел в моей руке. Тогда я перерезал остальные волокна его. В ту же секунду шхуна дрогнула и повернулась, увлекаемая течением. Я работал что было силы веслом, чтобы отъехать от нее, так как боялся быть опрокинутым, но скоро увидел, что это бесполезно, тогда я постарался держаться около кормы. Вдруг мне под руку попался конец каната. Сам не зная для чего, я схватил его, и тогда меня взяло любопытство заглянуть при помощи его в каюту, Я повис на веревке, вскарабкался наверх и добрался до окна каюты.
За это время шхуна и ее спутница — пирога подвинулись по течению настолько, что поравнялись с лагерем на берегу. Я удивился, что стража на корабле не замечает этого, но, заглянув в окно каюты, понял все: Гандс и его товарищ схватились, как злейшие враги, и держали друг друга за горло. Я поспешил спуститься по веревке вниз, в пирогу, но после этого еще несколько секунд перед моими глазами стояла ужасная картина, которую я только что видел: красные, озверевшие лица и налитые кровью глаза при тусклом свете коптившей лампы. Чтобы прогнать от себя эту картину, я закрыл глаза. Бесконечная песня, которую распевал на берегу разбойник, оборвалась наконец, и хор пиратов затянул знакомый мне мотив:
«Пятнадцать человек на ящик мертвеца, —
Ио-хо-хо, и бутылка рому!»
Вдруг моя лодка накренилась на бок и круто изменила свое направление. Я открыл глаза. Кругом меня подскакивали мелкие волны, искрясь фосфорическим светом. «Испаньола», позади которой в нескольких шагах плыла моя лодка, тоже изменила направление и плыла теперь к югу. Я оглянулся, и сердце у меня забилось сильнее: костер светился уже позади меня. Течение сделало поворот направо и увлекало за собой шхуну и пирогу в открытое море через узкий проливчик. Волны все выше вздымались и пенились кругом.
Вдруг шхуна резко повернулась, описав дугу градусов в двадцать, и почти в тот же момент с борта ее донеслись крики. Я слышал стук ног по лестнице, которая вела из каюты на палубу, и понял, что разбойники увидели наконец в каком ужасном положении они находились.
Улегшись на дно пироги и отдав себя на волю Божию, я приготовился ко всему, зная, что по выходе из проливчика нас ожидали буруны, и тогда все мои страхи должны были моментально кончиться вместе с жизнью. Но, хотя я готов был мужественно умереть, у меня не хватало духу взглянуть в лицо опасности. Поэтому, закрыв глаза, я лежал там, покачиваясь на волнах и каждую минуту ожидая смерти. Сколько времени прошло таким образом — не знаю, но наконец на меня напала какая-то непонятная слабость, почти оцепенение, сковавшее все мои члены; я забылся и во сне грезил о доме и нашей старой гостинице «Адмирал Бенбоу».
ГЛАВА XXIV
Путешествие в лодке
Когда я проснулся, был уже день, и мы плыли около юго-западного берега Острова Сокровищ. Солнце скрывалось за «Подзорной трубой», утесы которой круто обрывались почти к самому морю. Другие два холма были недалеко от меня. Я был в какой-нибудь четверти мили от берега, и первой моей мыслью было взяться за весло и грести к острову. Но мне сейчас же пришлось отказаться от нее, потому что буруны пенились и разбивались о каменистый берег, обдавая его брызгами и оглашая воздух несмолкаемым ревом; пытаться подплыть в этом месте к берегу — значило идти на верную гибель.
Но это было еще не все: около берега плавала масса каких-то огромных мягких чудовищ, наполнявших воздух громким мычанием, которое эхом отдавалось в горах. После я узнал, что это были морские коровы, и что они совершенно безопасны. Но вид этих неизвестных мне животных был достаточно ужасен, чтобы у меня пропала охота держаться ближе к берегу, и я предпочел голодную смерть в открытом море.
