– Позволю себе напомнить, – тут же отозвался Мейсон, – что именно я сообщил вам о ее приезде и просил вас разрешить свидание, но вы это предложение отвергли.
– Да, – сказал Бергер, – я отверг тогда это предложение, но сейчас вижу, что эта встреча должна состояться. Вчера вы просто застали меня врасплох, когда я уже собирался уходить домой. Чуть позднее я хотел предложить, чтобы мистер Мейсон направил ко мне миссис Дейл, и я бы тогда лично устроил им свидание. Я пытался дозвониться до мистера Мейсона, но безуспешно. Я пытался выяснять, в каком отеле остановилась мать Вероники, но так же безуспешно. Я не мог предположить, что мистер Мейсон будет столь яростно препятствовать этому свиданию. Противозаконное препятствование со стороны...
Судья Китли резко застучал молоточком.
– Извольте воздержаться от необоснованных личных выпадов!
– Позволю себе заметить, – сказал Мейсон, – что выступление господина прокурора преследовало не столько цель предъявить мне обвинения, пусть и необоснованные, сколько дать возможность свидетелю сориентироваться. Зная о том, что ее мать находится здесь, свидетель должен соответствующим образом изменить свои показания.
– Она должна видеть свою мать! – рявкнул Бергер.
– Она получит возможность увидеть ее, когда ответит на вопросы Суда, – отрезал судья Китли. – Перед нами вполне здоровая, сознающая свои действия и свою ответственность двадцатилетняя женщина. Она вполне в состоянии ответить на элементарные вопросы без того, чтобы господин окружной прокурор, как нянька бегал вокруг нее. Она может ответить на них и в отсутствие своей матери. Я желаю выяснить, когда она покинула свой дом и когда она в последний раз видела свою мать. И я узнаю это от нее.
В зале после этой тирады повисла напряженная тишина.
– Когда это было, мисс Дейл? – потребовал ответа судья. В тоне его голоса не чувствовалось и следа былой симпатии к свидетельнице.
– Примерно год назад, – ответила Вероника.
– Почему же вы сказали, что вы добрались до города за неделю? спросил ее Мейсон.
– Я... я запуталась, смутилась...
– Вы и теперь в смущении?
– Да.
– Вы понимаете мои вопросы?
– Да. Понимаю.
– Вы покинули дом примерно год назад и с тех пор не видели свою мать?
– Нет, не видела.
– Когда вам исполнилось двадцать лет?
– Месяца три назад.
– Где же вы жили этот год? Вы ведь не могли быть все время в пути?
– Конечно, нет.
– Так где вы были?
– В разных местах.
– Ваша Честь, – вмешался Бергер, – расспросы о том, что знала и где была свидетельница в течении последнего года, выходят за рамки процедуры. Ее непосредственное участие в данном деле ограничено одним единственным часом, когда она встретила обвиняемого на дороге сразу же после того, как он убил своего компаньона. Естественно, защита стремится всячески затушевать этот факт. Но выяснения того, что делала молодая женщина в течение года, может лишь запутать это дело и нанести ущерб как репутации свидетельницы, так и ясному пониманию существа дела.
– При других обстоятельствах я бы согласился с вами, – ответил судья Китли, – но сейчас нам необходимо убедиться в полной достоверности ее показаний с помощью косвенных вопросов.
– Да, конечно, она может кое-что скрывать из своего прошлого, упорствовал Гамильтон Бергер. – Скрывать, например, причины своего ухода из дома. Скрывать свою интимную жизнь. Но неужели Суд желает выяснить именно это?
– Суд не интересуют ее сердечные тайны, – сказал Пол Китли. – Но Суду интересно, как она могла целый год добираться сюда из Индианы.
– Но эти расспросы есть прямое вмешательство в ее частную жизнь! настаивал окружной прокурор.
– Хорошо, – согласился судья Китли, – мистер Мейсон, попытайтесь в своих вопросах не задевать обстоятельств жизни свидетельницы, и придерживаться возможно более узкого интервала времени, непосредственно связанного с моментом совершения преступления.
– Я постараюсь, Ваша Честь, – сказал Мейсон. – Итак, мисс Дейл, вы голосовали на шоссе, чтобы вас подвезли до города. Как вы оказались именно в этом месте, у дренажной трубы?
– Потому что именно там я вышла из машины, на которой ехала до этого.
– А почему вы вышли?
– Водитель позволил себе излишние вольности, а я не могла терпеть этого.
– Как же вам удалось избавиться от приставания?
– У меня был лишь один способ. Я вырвала ключ зажигания, машина остановилась, я выпрыгнула из нее и отбежала. После этого я бросила ключ водителю.
– Интересный прием, – сказал Мейсон. – Как вы только до него додумались?
– Я использовал его и раньше.
– Много раз?
– Ваша Честь, – вмешался Гамильтон Бергер, – защита вновь стремится выяснить обстоятельства частной жизни свидетельницы, бросить тень на ее репутацию.
– Протест принят, – согласился судья Китли, – прошу защиту придерживаться оговоренных ранее рамок допроса.
– Хорошо, Ваша Честь, – сказал Мейсон. – Итак, вы выключили зажигание и выскочили из машины?
– Да.
– Водитель не пытался остановить вас?
– Пытался. Но у него не вышло. Ему ничего не оставалось как вернуться к своей машине и уехать без меня.
– Когда это произошло было уже темно?
– Да.
– И сколько же времени заняла ваша схватка с этим типом?
– Немного. До Верд-Каньона он ничего такого себе не позволял, хотя и делал попытки обнять меня. А потом он начал распускать руки, и я выдернула ключ и выскочила из машины.
– Как же вы решились сесть к нему в машину? Неужели вы не догадывались, что это за тип? Ведь у вас должен быть опыт езды на попутных!
– Конечно, перед тем как сесть, я всегда прикидываю, что за человек водитель. Смотрю, что за машина. Только после этого я голосую.
– Как же вы не сумели оценить этого наглеца?
– Когда кто-то делает пятьдесят миль в час, не так-то просто разглядеть, что за человек за рулем.
– Но зато машину при этом оценить можно?
– Да.
– В какой же машине ехал ваш обидчик?
– На «линкольне».
– На «линкольне»?
– Да. Последней модели.
– Вы не запомнили ее номер?
– Нет.
– Вы не обратили на номер никакого внимания, ни когда садились, ни когда выскочили из машины?
– Обратила. Но сейчас я не могу вспомнить.
– Мне кажется, учитывая ваш опыт, у вас должна была выработаться привычка записывать номера машин, на которых вы едете.
– Записывать?
– Да. Вы записывали их или нет?
– Иногда, – после паузы выдавила она.
– В свой блокнот?
– Да.
– А теперь эта записная книжка лежит в вашей сумочке?
– Я...
– Да или нет?