Вариант второй. Я оказался в поле зрения латышского эмигрантского отребья, имеющего в ряде западных стран, в том числе и в Австрии, филиалы своих организаций под самыми безобидными и неожиданными вывесками: «Союз ветеранов», «Союз латышей-лютеран», «Общество любителей знаков почтовой оплаты Латвийской республики»…
Что ж, вполне вероятно. Мои научные работы, особенно последних лет, раскрывающие социальный механизм фашистских режимов в Прибалтике, им, конечно, пришлись не по нутру. Тем более, что некоторые из этих работ изданы в переводах на Западе и не остались незамеченными. Во всяком случае, авторитета от них эмигрантским заправилам не прибавилось, и, наверное, они не прочь мне хорошенько насолить.
Но как? Подглядывать с помощью телекамеры, не приведу ли я к себе на дом веселых венских барышень?
Ждать, когда во время телефонного разговора у меня вырвется бранное слово, чтобы записать его на магнитофонную ленту и растрезвонить потом всему миру, как непристойно выражается советский профессор?
А уличная слежка? Что она может им дать?
Нет, как-то не вяжется все это с эмигрантскими организациями.
Остается третье…
Хотя если хорошенько подумать, то и здесь процент вероятности ничтожно мал. Ведь тридцать лет прошло с той поры, больше четверти века! Так что же, все проверяли меня эти долгие годы?
Нет, если бы они хотели подобраться ко мне, то давно уже нашли бы подходящую возможность.
Скорее всего, что-то другое. Четвертый вариант. Пятый. Шестой… Кто знает!
Одно только не подлежит теперь никакому сомнению: следят именно за мной. Полиция давно бы уж выяснила, что мы с Ингой никакого отношения к Шимонекам не имеем. Но почему следят? Кто? И что за игру они затеяли?..
В дверь осторожно царапнулись.
— Отец… Ты, надеюсь, не спишь?
— Заходи, дочка.
В руке Инга держала большую коробку.
— Фу! — Она рухнула в кресло. — Кажется, я начинаю понимать некоторых симулянтов.
— Почему вы не дождались машины?
— Не бегать же по кладбищам с таким ящиком! Маргоша — прелесть! Эти зимние сапоги повсюду стоят семьсот шиллингов. А она добыла за двести. Я спрашиваю, есть ли между ними различие? Она говорит: «А как же! Все дело в этикетке. Одна — „Мейд ин Итэли“ — для дураков, другая — „Мейд ин Аустриа“ — для умных». У них здесь, оказывается, тоже кидаются на импортное. А сапожки, доложу тебе, весьма и весьма! Хочешь посмотреть? — она взялась за коробку. — Сейчас натяну.
Я отчаянно замахал руками.
— Как-нибудь потом!
— Ну что за невозможный человек! Даже похвастаться не даст… Ох! — вдруг спохватилась Инга. — Я же забыла! Через полчаса Маргоша явится за нами — вице-бургомистр приглашает на ужин в шикарнейшем ресторане. Как ты думаешь, в джинсах туда удобно?
Я озадаченно посмотрел на нее, ожидая подвоха. Инга не часто советовалась со мной по поводу своего гардероба. Скажу «неудобно», а она возьмет да наденет!
— По-моему, сейчас носят все, — сказал я дипломатично. — Ты видела на площади — парни в плавках, а девицы в купальниках. Если, конечно, эти жалкие полоски материи можно назвать купальниками.
— Бикини! — рассмеялась Инга. — Это американцы, хиппи. Они там пытались купаться в фонтане, но полиция прогнала… Хорошо, отец, — вдруг произнесла она с несвойственным ей смирением, — будь по-твоему. Надену-ка я голубое с брошью. Оно тебе, кажется, нравится…
Инга ушла к себе в комнату переодеваться.
Снизу позвонил Карл.
— Разрешите подняться к вам, господин профессор?
— Конечно, конечно!
По лицу было видно: у него новости.
— Рад доложить: разговор с Веной состоялся.
— Уже?
— Я вам сказал — это очень быстро. Словом, интересующая вас машина числится за неким господином… Момент! — Он полез во внутренний карман за записной книжкой. — У меня, как я уже говорил, хорошая память, но эти иностранные фамилии… За господином Янисом Берзиньшем. — Непривычную для него труднопроизносимую фамилию Карл прочитал по слогам. — Вена, четырнадцатый район, Герцоггассе…
Он назвал номер дома, квартиры.
Берзиньш. Латыш… Все-таки вариант номер два? Эмигранты?
— Большое спасибо, Карл.
— Пустяки, господин профессор. А что, этот Бер… Бер… Ну, словом, тот, с «мерседесом», он ваш знакомый?
— Нет. Просто машина несколько раз попадалась у меня на пути, и я решил поинтересоваться.
— А не она ли была на заправке, когда я вас оставил у каменных карликов? Двое господ. Один — молодой, рыжий, за рулем, в таких забавных темных очках. А второй — толстый старик. Крепкий еще, коренастый, но старик. Глубокие морщины, потухшие глаза. Лет этак под семьдесят. Или еще больше. Они как раз усаживались в машину, когда я подъехал.
Вошла Инга.
— Ну как? — И грациозно повернулась, давая нам возможность оценить ее наряд.
— Прилично, — сдержанно отозвался я, хотя Инга была прелестна в своем легком воздушном платьице.
— Прилично… — Она недовольно поморщилась. — А что вы скажете, Карл?
Он всплеснул руками.
— Я онемел, фрейлейн Инга!
— Вот это я понимаю: настоящая мужская оценка! А то у тебя только две градации: прилично и неприлично… Благодарю вас, господин Карл!
Она присела перед ним в церемонном реверансе.
Моя очередь онеметь настала, когда внизу перед нами возникла вдруг фрау Маргарет в вечернем туалете. Она, по всей видимости, собиралась вместе с нами на ужин. Свой рыжий парик с локонами она сменила на другой, пепельного цвета, и под замысловато уложенными тяжелыми прядями ее длинное загорелое, кирпичного цвета лицо казалось в индийской чалме. Отдававшее дань моде короткое темное кримпленовое платье открывало спортивные ноги с мощными выпуклостями икр. Туфли на высоком каблуке возносили и без того не обиженную ростом фрау Маргарет на недосягаемую высоту.
— Ну как, господа? — спросила она, в точности повторяя вопрос Инги и так же кокетливо повернулась, по-видимому чрезвычайно довольная собой и своим нарядом.
Мы, пораженные, молчали. Первой нашлась Инга:
— Мужчины онемели от восторга.
— Благодарю! — Фрау Маргарет сияла. — Это самый приятный из всех возможных комплиментов… Что с ключами? — обратилась она к Карлу. — Вы все-таки сумели их выручить?
— Нет.
Его лицо омрачилось.
— Вот так! — сказала она со строгой укоризной. — Придется теперь ночевать в шоферской на скамейке.
— Какие ключи? — Инга, учуяв драму, переводила взгляд с Карла на фрау Маргарет. — И почему кому-то нужно будет ночевать на скамейке?
— Вовсе не кому-то! — рассмеялась фрау Маргарет. — Совершенно конкретному лицу по имени Карл.
