— Мне тоже хотелось бы знать об этом, французишка, — сказал офицер, подняв палец. — Просто власти решили перекрыть прилегающие улицы, вот мы их и перекрываем.
— Но, месье, какое-то объяснение вы давали э-этим людям, почему вы не пропускали их, не так ли?
— Вот единственное объяснение, которое мы можем дать, — ответил полицейский, постучав по своему значку.
— Осень-то странно, — монотонно пропел Ино. — Осень-то странно.
Полицейский посмотрел вслед уходящему генералу и почесал затылок.
— Черт побери, — проворчал он. — Сначала он прикидывается французишкой, а потом ведет себя, как китайчонок!
Генерал тем временем уже вынашивал зловещие, и далеко идущие, планы. Он немедленно отправился в бюро Праудмена Шастера.
Праудмен Шастер равнодушно улыбнулся посетителю, подал ему свою тонкую руку, вернулся за огромный стол и сел. В итоге его почти не стало видно. За громоздким письменным столом виднелась лишь выпуклая голова-тыковка.
Однако именно голова Праудмена Шастера была единственной вещью, с которой нужно было считаться.
В ней вынашивались самые гнусные идеи.
— Воистину чудесный день, — сказал он. — Воистину чудесный.
Праудмен Шастер был известным адвокатом, у которого все обычно было «воистину прекрасным». Была у него такая своеобразная привычка выражаться.
— Си, си, сеньор, — произнес генерал, подражая испанцам. — Послушай, у меня есть одна идея. Хотелось бы поразмыслить над ней.
Праудмен Шастер не произнес ни слова, будто это его не касалось.
— Нужно, чтобы все мои люди немедленно собрались в Нью-Йорке, — сказал генерал Ино. — Все понятно?
— Можно сделать, — утвердительно ответил Праудмен Шастер, закуривая сигарету.
Это ему ничего не стоило сделать. Он был рупором Ино, его глазами, его ушами и даже, когда это требовалось, его мозгами. Он, например, достал кислоту, с помощью которой удалось избавиться от останков сына японского торгового магната.
— Можно только гордиться таким достойным служащим, — пробормотал генерал Ино, сложив на китайский манер руки.
Праудмен Шастер взглянул на свои ногти, обнаружил под одним из них грязь и принялся чистить его с помощью небольшой острой пилочки.
— Кого надо обчистить на этот раз? — спросил он.
— Дока Сэвиджа, — сказал генерал Ино.
Праудмен Шастер вскочил и закрыл глаза. Похоже, у него перехватило дыхание. Сигарета выпала из руки.
Генерала весьма позабавила такая реакция его помощника. Ино ухмыльнулся, поднял окурок и потушил его в бронзовой пепельнице.
— Да не волнуйся ты так! Впрочем, я знал, что для тебя это будет полной неожиданностью, — сказал он.
Лицо Праудмена Шастера судорожно передернулось.
— Воды! — слабо произнес он, ловя воздух. — И одну из таблеток в коробочке на холодильнике!
Генерал Ино чуть не расхохотался, полагая, что его ловко разыграли, но затем внимательно взглянул на адвоката, ринулся к холодильнику, схватил таблетку и, набрав воды, подал то и другое Праудмену Шастеру.
— Разве вам не известно, что у меня слабое сердце? — было первое, что произнес адвокат.
— Никогда бы не подумал, что упоминание лишь одного имени может так ошеломить тебя, — ответил Ино.
Шастер неуверенно поднялся, налил еще воды, принял вторую таблетку и в завершение сделал глоток из коричневой бутылки с черной этикеткой. Он пристально посмотрел на своего шефа и сказал мрачно:
— Послушайте, разве вы ничего не знаете об этом Доке Сэвидже?
— У страха глаза велики, — пренебрежительно произнес генерал Ино.
— Думаю, вы его все же недооцениваете, — покачал головой Праудмен Шастер. — Док Сэвидж, если вмешаться в его дела, один из самых опасных людей на свете.
— Репутация, — пробормотал генерал Ино, — это все равно что снежный ком.
— Док Сэвидж — человек, которого с самого рождения родители усиленно готовили для преследования преступников и искоренения зла, — пояснил Шастер.
— Снежный ком, — продолжал Ино, — начинается с маленького шарика, но увеличивается до чертовски больших размеров.
— Док Сэвидж — научный гений, великий мыслитель, к тому же он сильный, как буйвол, — огрызнулся Шастер.
— Снежный ком увеличивается, потому что он катится с горы, — напомнил Ино.
— Док Сэвидж — не простой смертный, о нем все знают. Его миссия искоренение зла, помощь униженным и разрушение замыслов разных проходимцев.
— Природа воздвигает гору, — упорно вел свое генерал Ино.
— Любой злодей, живущий на этом свете, при упоминании имени Дока Сэвиджа крестится и лелеет надежду, что Бронзовый человек — так иногда называют Сэвиджа — никогда не встретится на его пути.
— Чтобы сдвинуть снежный ком с места, достаточно небольшого толчка. После этого он увеличивается сам по себе.
— Хватило бы одного только Сэвиджа, — простонал Праудмен Шастер. — Но у него, кроме того, есть пять помощников. Одного из них я лично видел в действии.
Это адвокат, бригадный генерал Теодор Марли Брукс, а те, кто не испытывают перед ним страха, называют его Хэм. Тех, кто называет его Хэмом, немного.
— Как я сказал, — закончил генерал Ино, — чтобы образовался большой снежный ком, требуется немногое.
— Хэм однажды чуть было не лишил меня звания адвоката, — простонал Шастер. — Он самый талантливый адвокат, с которым мне только приходилось встречаться. Другие помощники Дока Сэвиджа не менее даровиты. Говорят, один из них — великолепный инженер, второй — прекрасный химик, третий известнейший археолог, а четвертый — маг электричества.
— Репутации подобны снежным комам, — твердил свое Ино.
— Хотя в это трудно поверить, но говорят, что сам Док Сэвидж может потягаться с любым из своих помощников по их специальностям.
— Солидная репутация может зародиться из пустяка, — напомнил Ино.
— Уж лучше сразу порешить себя, чем иметь дело с Доком Сэвиджем! — ощетинился Шастер.
Генерал Ино спокойно вытащил револьвер из кармана своего пальто и положил его на стол.
— Тогда тебе лучше застрелиться, — сказал он.
Затем нажал на небольшую защелку на одной из запонок, которая тотчас же раскрылась и на стол высыпался беловатый порошок. — Или лизни вот этого. Это цианистый калий, усовершенствованный и быстродействующий.
— Но я не понимаю, зачем вам связываться именно с ним, — произнес Праудмен Шастер, проглотив подкатившийся к горлу комок.
— Так вот, мы будем иметь дело с Доком Сэвиджем, — сообщил генерал Ино, — потому, что он — человек в моем вкусе. Это птица высокого полета.
