Мы нашли небольшую лодку, принадлежащую бригадѣ и, не теряя времени, усѣлись въ нее и поплыли по глубокимъ водамъ къ мѣсту ихъ стоянки. Джонни гребъ, а я управлялъ рулемъ, но не думайте, что я это сдѣлалъ отъ лѣни или боязни, нѣтъ, но меня тошнитъ, когда я ѣду спиною.
Проплывъ три мили, мы къ вечеру причалили къ мѣсту, вышли на берегъ усталые и съ волчьимъ аппетитомъ. Въ извѣстномъ «тайникѣ», между скалами, нашли мы всю провизію и необходимую кухонную посуду, и тогда, несмотря на мою усталость, я сѣлъ на глыбу камня и сталъ наблюдать, пока Джонни собиралъ дрова и готовилъ ужинъ. Многіе послѣ такого утомленія нуждались бы въ отдыхѣ.
Ужинъ былъ прелестный — горячій хлѣбъ, жаренная свинина и черный кофе. Тишина и уединеніе — восхитительны. Въ трехъ миляхъ былъ пильный заводъ и на немъ работники; но едва ли во всей окружности озера можно было найти еще другихъ людей. Когда наступили сумерки и звѣзды заблестѣли, подобно алмазамъ, мы закурили и задумались; среди этой величественной тишины забыли всѣ свои горя и невзгоды. Въ опредѣленное время мы разложили наши плэды на теплый еще песокъ, между двумя глыбами скалъ, и улеглись спать, не обращая вниманія на муравьевъ, которые безцеремонно ползли по насъ, по одеждѣ, желая вѣроятно, насъ и все остальное хорошенько изслѣдовать. Мы спали крѣпкимъ, непробуднымъ сномъ, честно заработаннымъ, и если имѣли какія-нибудь погрѣшности на душѣ, то въ эту ночь за нихъ бы не отвѣтили. Вѣтеръ поднялся въ то время, когда мы стали засыпать и плескъ воды о берегъ усыплялъ насъ еще сильнѣе. Ночью, на берегу этого озера, обыкновенно очень холодно, но у насъ было достаточно покрывалъ съ собою и намъ было тепло. Мы какъ легли, такъ и проснулись, въ одномъ и томъ же положеніи; проснулись рано, живо вскочили свѣжіе и бодрые, позабывъ вчерашнюю усталость и чувствуя себя полными веселости и рѣзвости.
Вотъ гдѣ и при какихъ условіяхъ можно возстановить здоровье. Въ это утро мы легко могли бы побороть десять такихъ личностей, какими мы были вчера — слабыхъ, во всякомъ случаѣ. Но свѣтъ такъ не воспріимчивъ и такъ тяжелъ на подъемъ, что предпочитаетъ разные «курорты» и поѣздки за-границу здоровью. Три мѣсяца свободной жизни на озерѣ Тахо возстановили и вернули бы египетской муміи ея прежнія силы и дали бы ей аппетитъ алигатора. Я, конечно, не говорю о самыхъ древнихъ и изсохшихъ муміяхъ, а о теперешнихъ, свѣжайшихъ. Воздухъ на вышинѣ чистъ и прозраченъ, укрѣпляющій и восхитительный. И зачѣмъ ему таковымъ не быть? Онъ тотъ же, которымъ дышать и ангелы. Я полагаю, что нѣтъ такой усталости, которая, послѣ первой ночи отдохновенія на пескѣ въ этой мѣстности, не прошла бы безслѣдно; не подъ кровлею, но подъ открытымъ небомъ; лѣтомъ дождь тутъ большая рѣдкость. Я знавалъ человѣка, который отправился туда умереть, но сильно ошибся. Когда онъ туда явился, то былъ похожъ на скелета и едва могъ стоять на ногахъ, аппетита не было никакого и онъ ничего не дѣлалъ, какъ только читалъ сочиненія и размышленія о будущей жизни. Черезъ три мѣсяца онъ спалъ великолѣпно, всегда на воздухѣ, ѣлъ все, что могъ, по три раза въ день, и охотился, для развлеченія, на горамъ, въ три тысячи футовъ вышины. Онъ далекъ былъ отъ скелета, и вѣсу былъ порядочнаго. Это не моя фантазія, а фактъ. Болѣзнь его была чахотка, совѣтую всѣмъ скелетамъ воспользоваться этимъ испытаннымъ средствомъ.
Я снова занялся кухнею и какъ только мы кончили завтракъ, мы вошли въ лодку и опять поплыли вдоль берега и плыли около трехъ миль, а потомъ причалили. Мѣстность тутъ намъ понравилась, мы рѣшили присвоить себѣ около трехъ сотъ акровъ и на деревѣ для памяти сдѣлали отмѣтки. Лѣсъ былъ сосновый, частый и густой, вышина деревьевъ доходила до ста футовъ, одно дерево къ одному. Необходимо было огородить наши владѣнія, а то мы не могли бы ими пользоваться; надо было срѣзать деревья въ нѣсколькихъ мѣстахъ и сваливать ихъ такъ, чтобы образовать вокругъ ограду (съ широчайшими промежутками, разумѣется). Каждый изъ насъ срубилъ по три дерева и нашелъ, что работа эта настолько ужасна и тяжела, что рѣшено было положиться на срубленныя деревья, если они сберегутъ нашу собственность, то отлично; если же нѣтъ, то Богъ съ нею, не стоило мучаться до смерти, чтобы спасти нѣсколько лишнихъ акровъ земли. На другой день, мы вернулись, чтобы строить домъ — домъ былъ необходимъ, чтобы удержать землю за собою. Мы порѣшили выстроить прочный деревянный домъ и этимъ возбудить зависть бригады, но не успѣли мы срубить и обтесать первое бревно, какъ намъ показалась безполезною такая образцовая работа, и мы остановились на томъ, что домъ будетъ сдѣланъ изъ жердей. Однакоже, два деревца, срубленныхъ и обтесанныхъ, привели насъ къ тому заключенію, что и скромнѣе матеріалъ удовлетворитъ казенныя требованія, и потому рѣшено домъ построить изъ прутьевъ. Весь слѣдующій день мы посвятили этой работѣ, но она, между болтовней и частымъ отдыхомъ, шла медленно, и къ срединѣ дня у насъ было сдѣлано такое маленькое возвышеньице, что, когда одинъ уходилъ срѣзать прутья, другому надо было оставаться, а то легко можно было не найти нашей постройки, которая имѣла сильное фамильное сходство съ окружающей растительностью.
Но мы были ею довольны.
Теперь мы землевладѣльцы, надлежащимъ образомъ захватившіе собственность и огражденные закономъ, потому мы рѣшили переѣхать и сдѣлать резиденцію нашу въ нашихъ владѣніяхъ и, насколько возможно будетъ, наслаждаться безграничной самостоятельностью.
На другой день, поздно, послѣ хорошаго и продолжительнаго отдыха, мы отчалили отъ стоянки бригады, захвативъ съ собою провизіи и кухонныя принадлежности, лучше сказать, мы взяли взаймы, и какъ разъ къ ночи причалили къ нашей собственной пристани.
Если была жизнь счастливѣе той, которую мы вели въ лѣсной мѣстности въ продолженіе двухъ или трехъ недѣль, то это была жизнь, про которую мнѣ не случалось читать или лично испытать. Мы не видали человѣческаго образа въ теченіе этого времени, не слыхали никакихъ звуковъ, кромѣ шума вѣтра и волнъ, шелеста сосны и изрѣдка раскатовъ отдаленной грозы или грохота паденія лавины. Лѣсъ вокругъ насъ былъ частый и прохладный, небо надъ нами было чисто и безоблачно, солнце сіяло ярко, широкое озеро передъ нами было то гладко и спокойно, то волнисто, темно и бурливо, смотря по настроенію природы, и окружающія горы, покрытыя лѣсами, съ кое-гдѣ встрѣчающимися земляными обвалами, пещерами и долинами, на вершинахъ своихъ блестѣли снѣгомъ и составляли прекрасную раму для общей картины. Видъ повсюду былъ очаровательный и волшебный; глаза ни днемъ, ни ночью, ни въ тихую, ни въ бурную погоду, не уставали имъ любоваться — и любовались бы постоянно, если бы не нуждались въ отдохновеніи.
