По сравнению с другими реками Б. Уссурка в большей части своего течения имеет странные берега. Обычно у рек поймой служит левый берег — у Б. Уссурки наоборот. За исключением нижнего течения, все большие ровные площади расположены у нее на правом берегу. В необжитых человеком местах они представляют собой непролазную чащу. Перевитые лианами деревья встают порой непроходимой стеной. Даже зимой трудно подойти к зверю близко.
Вот с такого-то места мы и вытаскивали в канун Нового года дикую свинью. Четыре часа без отдыха ломились мы напролом по дебрям и наконец вышли к Б. Уссурке. Оставалось только перейти реку, там нас ждал отдых и встреча Нового года.
Не успели мы добраться до середины реки, как снизу из-за поворота показался человек. Заметив нас, он замахал руками и прибавил шаг. До путника было не меньше километра, и нам не хотелось ждать его на открытом ветру. Мы тронулись дальше, но тотчас же услышали выстрел. Человек бежал к нам, припадая на левую ногу.
«Что-то стряслось»,— подумал я, всматриваясь в него. Лицо человека разглядеть было трудно — иней мохнатыми пучками покрывал его черты.
— Ух, загнали вы меня, ребята!— задыхаясь, сказал он, и мы узнали Лепехина.
— Здорово, сосед! Что случилось?— спросил Димка.
— Погоди... Дай отдышаться!..— старик взялся за сердце.— Думал, не застану... Зверя я вам нашел, ребята. Всю дорогу бегом... Рябчиков моих таскает...
— Какого зверя? Каких рябчиков?
— Да рысь. Белковал я сегодня, и дай, думаю, загляну в ловушки. Там у меня живоловы стоят на рябцов. Пошел, значит, глядь вперед, а она ловушку громит, только пух идет. Хотел стрелять, да далеко, а потом подумал: дай вам скажу, - и бегом сюда, едва дух не вышел. Там она еще, наверное.
Мы переглянулись.
— Далеко?
— Чуток ближе моего зимовья.
— Значит, уже не там,— сказал Димка. До зимовья Лепехина было десять километров. Это расстояние старик прошел за часа полтора. Мы не знали, что делать. Лепехин выжидающе смотрел на нас. Он не пожалел ни сил, ни времени, стараясь сделать доброе дело. Это решило наши сомнения.
— Возьмем?— спросил я Димку.
— Возьмем!— ответил он.
Охотничий азарт загорелся в нас. Одним порывом мы приволокли тушу свиньи к зимовью.
— Спасибо, отец, за службу! Руби на жареху мясо. Бери, бери — не стесняйся,— говорил Моргунов, собирая рюкзак.
— Спасибо, ребята! Идите по моим следам — там все увидите. Ночевать приходите ко мне,— напутствовал он.
Впервые за зиму мы надели лыжи и, свистнув собак, помчались по льду. Ни на минуту не прерывался наш бег, и скоро мы увидели, как следы Лепехина повернули к берегу. В тайге на лыжах идти стало трудно, и пришлось их снять. Следы пересекли широкую падь, поднялись на отрог и скатились в небольшой распадок. Там, где Лепехин шел вниз, нам приходилось карабкаться вверх, и на середине высокой сопки мы почувствовали, что силы изменяют нам. Ноги стали тяжелыми и неповоротливыми, легкие свистели — нам не хватало воздуха. Остановиться нельзя. Вперед, только вперед! Вот и вершина. Спуск совсем невелик. Впереди небольшое плато. Здесь следы топчутся на месте и заворачивают под острым углом. Ага, где-то близко... Есть! Впереди на снегу видны изломанные прутья, красные гроздья рябины, перья и пух. Вздыбилась шерсть на загривках собак, они зарычали и нервно забегали, распутывая следы. Мы поспешили пристегнуть их на поводки.
— Взять ее! Куси, ребята!— закричал Димка, и собаки бросились в кусты.
Снова бег. Неистовый бег погони. Ничего не замечаем, кроме круглых размеренных следов рыси. Откуда берутся силы?! Мне даже кажется, что бежать стало легче. Пот заливает и щиплет глаза, пар валит от наших разгоряченных лиц. Бежим по низине. Впереди плотной стеной темнеет молодой ельник. Проклятье! Мы можем надолго застрять в нем, а солнце уже скрылось за горизонтом. Неожиданно Букет взвился на задние лапы, за ним — Волга и Жулик. Их удивительный нюх уловил близость зверя: они вдруг заклокотали низкими грозными голосами, готовые разразиться боевым гончим лаем.
— Ату ее! Ату, звероловы!
Подобно спущенным стрелам метнулись освобожденные от поводков собаки. Не ожидавшая нападения, рысь не успела оторваться от них. Спасаясь, она вылетела из ельника и метров через двести прыгнула на приваленное к скале дерево. Наконец пригодились сделанные нами петли. Я прикрепил их к шесту и пошел навстречу зверю. На противоположной стороне стоял Димка — без куртки, с широко расставленными ногами, он держал рогатку. Рысь ударила лапой по меньшей внутренней петле, и в то же мгновение я бросил на нее остальные петли. Трос большой петли затянул голову и лапу зверя, рысь рванулась и, сорвавшись с дерева, повисла в воздухе. Под тяжестью ее тела шест заскользил вниз по стволу, но удержался на сучках. Рыси удалось выдернуть лапу. Это ее и погубило. Петля намертво стянула хищнице шею, и она задергалась в конвульсиях. Все было кончено за десять минут. Мы даже испугались, что рысь задохнулась, но, к нашему облегчению, она ожила.
Часы показывали половину девятого, когда мы вышли на берег Б. Уссурки и в изнеможении опустились возле оставленных лыж.
— Пропал Новый год!— с досадой сказал Димка, растирая затекшее плечо.
— Может, пойдем к старику?
— И клетку у него делать из-за одной ночи..? Да и выпить у него, наверное, нет,—добавил он.
— И мексиканки, наверное, уже поджидают,— не удержался я.
— Да, все нехорошо...
Идти на лыжах и тащить на плечах рысь стало совсем невозможно. Груз раскачивался и валил нас с ног.
— Какого черта мы ее прем на себе, как принцессу?!—возмутился Димка.—Пусть волочится!
Их охотничьих лыж получились отличные санки. На концах лыж мы провертели ножом дырки и из остатков вязочного материала и полосы одеяла соорудили упряжь для собак.
— Хо-хо!— обрадовался Димка.— Я буду сегодня пить медовуху и танцевать индейский танец!
— А клетку?
— Елки-палки... забыл! А что, если посадить их вместе?.. Нет, рискованно: шут их знает, как они живут между собой — вдруг начнут грызть друг друга... К черту клетку! Бежим прямо в деревню — там что-нибудь придумаем.
До полуночи оставалось три часа и двадцать пять километров пути. Собаки легко стронули с места свою поклажу, и мы побежали за ними следом. На зимовье свернули только затем, чтобы сменить лыжи на нарты. В половине двенадцатого ночи мы взбирались на берег возле Мельничного, а еще через десять минут открыли дверь в дом Аянки.
У него уже собрались гости.
— Дима Моргун пришел!— всплеснула руками хлопотавшая возле плиты Ульга.
Мы втащили завернутую в одеяло рысь и бросили на пол.