Поехали в учреждение, в котором должен бил побывать Козлов. Он, оказывается, был там, и не только был, а подписал договор и получил подъемные. Большую сумму. С фотографией мужа прошли по всему пути, от учреждения до его дома. Заходили во все чайные, во все пивные. Показывали фотографию, но буфетчики и официанты уверяли в один голос, что такой человек не заходил. По словам жены, врагов у ее мужа не было, друзей тоже не было. На севере были друзья, а здесь нет. Что ж, он год всего в Петрограде и пожил. Запросили тот северный город, где раньше жил убитый. Оттуда сообщили, что все его друзья продолжают там работать и никто из них в июне в отпуск не ездил.
Итак, следствие зашло, как говорится, в тупик, и только один Васильев упрямо продолжал свое бесконечное путешествие по Чиковым. Он обошел уже семьдесят с лишним человек с этой фамилией. И все это были люди, не вызывавшие никаких подозрений. Никто из них не был связан с уголовным миром. Это был трудовой народ, и обо всех соседи отзывались хорошо.
Обследовав однажды вечером семьдесят седьмого Чикова и придя домой смертельно усталым, Васильев впервые подумал: может быть, бросить к дьяволу эту чиковщнну! Однако следователь все же решил довести дело до конца.
Утром он проснулся в пять утра, быстро выпил стакан чаю, побрился и отправился в поход. Семьдесят восьмой Чиков жил на Сытной улице. В большом каменном доме нумерация квартир была перепутана, и, где находится нужная квартира, понять было невозможно. Следователь решил зайти в домоуправление, потому что, хотя было самое время дворнику убирать двор, но дворника нигде не было видно.
По совести говоря, застать в такую рань кого-нибудь в домоуправлении Васильев тоже не рассчитывал.
Но ему повезло. В маленьком полуподвальном помещении за столом, над которым висела торжественная надпись «Управдом», сидел молодой человек в рубашке с расстегнутым воротом и просматривал какие-то бумаги. Очевидно, он пришел поработать пораньше, когда никто не мешает.
— Где восемнадцатая квартира! — спросил Васильев.
— А кто вам нужен в восемнадцатой квартире! — ответил вопросом управдом.
— Чиков.
— Я и есть Чиков.
Васильев растерялся. Вся его конспирация рушилась. Уже нельзя было, придумав какую-нибудь историю, расспросить Дворника или соседей. И хотя это было против всяких правил ведения следствия, Васильев решил действовать в открытую. Он вынул и показал свое служебное удостоверение.
По-видимому, оно Чикова ничуть не испугало.
— Слушаю вас, — спокойно сказал он.
Скажите, пожалуйста, какие вы выписываете газеты!
— Как вам сказать, — улыбнулся управдом, — мы, собственно говоря, вдвоем с моим заместителем выписываем две газеты, Я «Петроградскую правду», а он «Красную вечернюю»» Это формально. А фактически мы выписали обе газеты на контору и каждую читаем оба. Зарплата, знаете, невелика, приходится экономить.
Очень приятное было лицо у управдома. Открытое, веселое» Неужели он мог убить человека! Не верилось Васильеву.
— Вот, видите, только что принесли. Одна мне, вот и написано «Чикову», а другая Дмитриеву. Это мой заместитель.
Следователь даже вздрогнул, так это было неожиданно. Сочетание двух фамилий — Чикова и Дмитриева. Надо же, чтобы так повезло! Он помолчал потому, что думал, что если сейчас заговорит, то голос выдаст его волнение.
— А за двенадцатое июня газета у вас сохранилась! — спросил, наконец, он.
— А я за двенадцатое июня ее не видел, я четырнадцатого вернулся из отпуска. Жил у родных в деревне.
— Значит, за двенадцатое газеты получил Дмитриев!
— Да, когда один в отпуске, другой получает обе газеты.
— Понятно, — сказал Васильев. Он видел, что Чикова удивляют его вопросы. Почему угрозыску нужно знать, какие он выписывает газеты и где газета за двенадцатое июня? Но управдом был, видимо, человеком дисциплинированным и отвечал подробно. Вряд ли он врал насчет отпуска — это ведь проверить легче легкого. Но нужно на всякий случай будет это сделать,
— А ваш заместитель скоро, наверное, придет?
— Нет, не придет. Он теперь в отпуске. Вот мне и приходится за двоих отдуваться.
— И давно он в отпуске?
— Я приехал четырнадцатого, он не то пятнадцатого, не т шестнадцатого ушел. У него родные в деревне Затуленье — это в двенадцати километрах от Токсова. Вот он к ним и поехал рыбу удить.
Снова все рушилось. Убийство было совершено восемнадцатого. Если Дмитриев уехал шестнадцатого… Хотя в отпуск он мог уйти шестнадцатого и на день-два задержаться в городе. Васильев взял адрес Дмитриева и отправился к нему. В домоуправлении подтвердили, что Дмитриев уехал в отпуск шестнадцатого. Жил он в отдельной квартире, и никаких соседей у него не было.
Васильев уже собирался уходить, когда управдом вдруг окликнул его и сказал:
— Живет тут, впрочем, у него какой-то родственник, но не прописан, мы уж решили ему внушение сделать. Непорядок.
Квартира Дмитриева была на четвертом этаже. Васильев остановился на пятом и стал ждать. Выходили люди из квартир пятого этажа, смотрели подозрительно. Васильев делал вид, будто он ждет кого-то, кто живет на шестом ятаже. Когда выходили люди из квартир шестого этажа, Васильев как будто поджидал задержавшегося спутника с пятого этажа.
Только часа через полтора стукнула дверь квартиры Дмитриева. Васильев наклонился над перилами. Вышел немолодой человек с двумя кошелками, тщательно закрытыми сверху газетами. Васильев выждал, пока он спустится, и отправился за ним.
Следователь уже выяснил у дворника, что фамилия Дмитриевского жильца Горбачев, что он брат жены Дмитриева, считается жителем Луги, но временами бывает в Петрограде.
Шел Горбачев не торопясь. Кошелки, видимо, были тяжелые, Горбачев нес их с трудом. Васильев обогнал его и обернулся. Горбачеву было под сорок. Может быть, и меньше. Его, вероятно, старили мешки под глазами, нездоровая пухлость лица, словом, очевидные признаки неумеренного пьянства.
Васильев перешел на другую сторону улицы и продолжал следить за Горбачевым. Тот остановился у чайной (в то время они были частными) и, ногой открыв дверь, вошел внутрь.
Вошел в чайную и Васильев. Он остановился у вывешенного на стене меню и стал, казалось, внимательно читать перечень нехитрых яств, предлагаемых посетителю хозяином чайной. М. М. Крутиков с почтением извещал, что в чайном его заведении можно получить, кроме чаю, ситный и колбасу, баранки и сыр производства сырного завода Федюхина. Нехитрый был набор, и стоило все недорого, но чайная, по-видимому, процветала. Бойкие молодцы в передниках, наверное, ярославские, потому что спокон веку в петербургских трактирах и чайных служили половыми ярославские мужики, разносили на расписных подносах фаянсовые чайники парами — один поменьше для заварки, другой побольше для кипятка, получали медные копейки и долго кланялись и благодарили. Почти ни на одном столе не увидел Васильев ни чайной колбасы, ни федюхинского сыра, ни даже баранок. К чаю посетители брали полфунта ситничка и бесплатно солили его или мазали горчицей.
