У руля сидел человек с лицом крысы.
Лодка причалила к берегу. Матросы выскочили из нее и вытащили на песок большой сундук. Они сердито спорили между собой несколько минут. Затем человек с крысьим лицом в сопровождении товарищей поднялся на высокий пригорок, под дерево, где сидел, притаившись, Тарзан. Несколько минут матросы смотрели по сторонам.
— Здесь подходящее место, — сказал чернобородый.
— Такое же, как и всякое другое, — ответил один из его спутников. — Если они застанут нас с кладом на борту, его тотчас же конфискуют. Мы закопаем его здесь. Быть может, кто-нибудь из нас избежит виселицы и, вернувшись сюда, воспользуется кладом.
Человек с крысьим лицом позвал остальных, и они нехотя подошли, неся лопаты и кирки.
— Поторапливайтесь! — закричал Снайпс.
— Молчать! — возразил один из матросов сердитым тоном. — Каждая мразь корчит из себя командира.
— Я — капитан и заставлю вас признать это, швабра вы половая, — кричал Снайпс, извергая поток ужасных проклятий.
— Спокойней, товарищи, — вступился один из матросов, молчавший до тех пор. — Какой прок из того, если мы тут перегрыземся между собой?
— Правильно, — согласился матрос, рассердившийся на повелительный тон Снайпса. — Но по той же причине не годится, чтобы кто бы то ни было строил из себя начальство в нашей честной компании!
— Копайте здесь, — сказал Снайпс, указывая под дерево.-А пока вы будете копать, Питер набросает план местности, чтобы мы не ошиблись потом. Вы, Том и Билл, возьмите еще троих и тащите сюда сундук.
— А вы что будете делать? — спросил спорщик. — Хозяина разыгрывать?
— Делайте свое дело, — ворчал Снайпс.
Все сердито посмотрели на Снайпса. Никто не любил его, и его постоянное выпячивание напоказ своей власти с тех пор, как он убил Кинга, действительного главаря и предводителя бунтовщиков, только подлйвало масло в огонь.
— Значит, вы не желаете взять лопату в руки и помочь работе? Ваше плечо не так уж сильно болит.
— И не подумаю, — ответил Снайпс, нервно трогая рукоять револьвера.
— Тогда клянусь богом, — крикнул Тарант, — если вы не хотите взять лопату, то попробуйте кирку!
С этими словами он высоко поднял кирку и могучим ударом всадил ее в Снайпса.
На минуту все замерли, затем один из матросов сказал:
— Так ему, мерзавцу, и надо!
Другой спокойно принялся рыть землю киркой. Земля была мягкая, и он, отбросив кирку в сторону, взялся за лопату. Остальные последовали его примеру. Яма уже стала достаточной, чтобы зарыть в нее сундук, но Тарант посоветовал увеличить ее еще и положить поверх сундука тело Снайпса.
— Это может одурачить тех, кто вздумает рыть в этом месте, — объяснил он.
Остальные согласились, что это хитро выдумано, и яма была вырыта по длине тела, а в середине ее сделано углубление для сундука, предварительно обернутого брезентом. Когда его спустили в яму, крышка оказалась на один фут ниже дна могилы. Сундук засыпали и хорошо утрамбовали землю, дно стало ровным и гладким. Двое матросов весьма бесцеремонно скатили в яму труп, сняв с него оружие и обшарив карманы, после чего забросали могилу землей и старательно утоптали ее. Сделав свое дело, матросы уселись в шлюпке и стали быстро грести к кораблю.
Тарзан, страшно заинтересованный непонятной сценой, очевидцем которой он стал, сидел, раздумывая о странных поступках этих существ. Люди оказались действительно более глупыми и жестокими, чем звери. Как он счастлив, живя один в тишине и безопасности джунглей! Тарзан старался догадаться, что же лежит в сундуке, зарытом матросами? Ведь если сундук им не нужен, то почему они не бросили его в воду? Это было бы гораздо легче сделать. «Нет, — подумал он, — видно они дорожат сундуком. Они спрятали его потому, что хотят за ним вернуться».
Тарзан спустился с дерева и вытащил лопату, спрятанную в груде валежника, наваленного на могилу. Он попытался работать ею так, как работали матросы. С непривычки он сразу же повредил себе голую ногу, но не бросил копать, пока не отрыл труп. Он вытащил его, положил в сторону и продолжал рыть, пока не откопал сундук. И его он вытащил и поставил рядом с трупом. Затем он снова уложил тело в могилу, засыпал землей и, прикрыв ветками кустарника, занялся сундуком. Четверо матросов изнемогали под его тяжестью. Тарзан поднял его, как будто это был пустой упаковочный ящик, и, подвесив лопату за спину, понес его в самые непролазные заросли.
Зачем взял он на себя всю эту работу, не зная ценности содержимого сундука?
Обезьяний приемыш Тарзан был человеком по складу ума и тела и обезьяной по воспитанию. Его разум подсказывал, что в сундуке нечто ценное, иначе люди не стали бы его так старательно прятать. Воспитание научило его, не задумываясь, подражать всему новому и необычайному. Теперь естественное любопытство, присущее и людям, и обезьянам, побуждало его открыть сундук и рассмотреть содержимое. Но массивный замок и кованая железная обивка не поддавались ни хитрости, ни огромной физической силе, и он был вынужден зарыть сундук, так и не узнав его содержания.
Когда Тарзан, на ходу отыскивая пищу, вернулся к хижине, уже почти совсем стемнело.
В маленьком домике горел свет — Клейтон отыскал непочатую жестянку керосина, простоявшую нетронутой двадцать лет. То была часть припасов, оставленных Клейтону Черным Майклом. Лампы тоже сохранились, и потому изумленному Тарзану внутренность хижины казалась светлой, как днем!
Когда он подошел к ближайшему окну, то увидел, что хижина разделена надвое грубой перегородкой из жердей и парусов.
В переднем помещении находилось трое мужчин: двое старших были углублены в горячие споры, в то время как младший, сидевший на импровизированном стуле, был совершенно поглощен чтением одной из книг Тарзана.
Тарзан, однако, не особенно интересовался мужчинами и потому перешел ко второму окну. Тут была девушка. Какие у нее прекрасные черты! Как нежна белоснежная кожа. Она писала у окна за столом Тарзана. В дальнем конце комнаты на ворохе травы спала негритянка.
Целый час, пока писала девушка, Тарзан наслаждался ее видом. Ему так хотелось заговорить с нею, но он не стал и пытаться, так как был уверен, что и она, подобно молодому человеку, не поймет его. К тому же он опасался, что может ее испугать.
Наконец она поднялась, оставив рукопись на столе. Подойдя к постели, покрытой толстым слоем мягких трав, она поправила ложе. Затем распустила шелковистую копну золотистых волос, венчавших ее голову. Словно волны сверкающего водопада, превращенного в полированный металл лучами заходящего солнца, обрамляли они ее овальное лицо и скатывались волнистыми линиями ниже пояса.
