А может быть, этот черный шарик, стремящийся раздвинуть свод пещеры и улететь, поможет ответить на многие вопросы?
Теперь над этим будут ломать головы те, для кого физика — дом родной. Если мне удастся выбраться отсюда.
Но даже я могу представить себе, что дало бы человеку владение такими вот черными шариками. В космос? Пожалуйста! Засунул в корабль — и фьюить!.. А куда прилетишь? Такой шар будет стремиться прочь от любой большой массы, планеты, звезды… Если только не встретит тело с такими же свойствами. Тогда мое собственное тело станет увлекать меня прочь…
Нет, с космосом мне не разобраться, а вот на Земле такие шарики жизнь облегчили бы здорово. Экая тяжесть с плеч! Экономия мощности. Облегчение машин…
Как просто, например, превратить мой старенький автомобиль в летающий… На глазах у изумленного милиционера я возношусь в небо и юркаю за ближайшую тучку. Бред какой-то!
А почему бред? Я надеваю пояс с шариком и бью все рекорды по бегу, прыжкам в длину и высоту… Постойте, постойте… Это, конечно, жульничество, а не спорт, но вот сейчас такое свойство шарика вполне подойдет.
Попробуем!
Снова отделив шарик от свода, прижав руку покрепче к бедру, я вышел из пещеры. Огненный ручей уже превратился в целую реку, отделявшую меня от кручи, с которой я слетел.
Жар стоял несусветный. С ушей, казалось, слезала кожа.
Надо бежать отсюда, прыгать через огненную реку. Шевелясь, она с треском ломала корку остывшей местами лавы.
Сколько же тут метров? Шесть? Семь?.. Пот заливал глаза. Но шарик привычно давил в ладонь, напоминал о себе.
Решение пришло мгновенно. Я осторожно, с усилием придерживал стремившийся вверх шарик обеими, наложенными одна на другую руками. Теперь я висел как на канате. Разбежавшись, оттолкнулся и словно бы завис над огнем. Полет в моем сознании был похож на замедленную съемку.
Огонь уже позади. Я пролетел еще несколько метров и стал карабкаться по крутому сыпучему откосу, которого никогда не одолел бы без черного шарика.
И вот уже край, уже голова моя над краем. И я вижу на плато палатку, какой-то треножник и моих дорогих деловито-возбужденных вулканологов. Первым меня заметил тот, с шишковатым носом. Свирепо поводя им, он зарычал:
— Безобразие! Это опять вы. И без каски…
— Да стойте же, смотрите, что я нашел! — закричал я, чуть не плача от радости. Двойной кулак мой пошел вниз, словно я подтягивался на своем канате. «Все-таки восемьдесят килограммов», — машинально отметил я про себя и вывернул кисти, как бы собираясь преподнести на ладонях этим вулканологам свой драгоценный подарок.
Шарик легко разомкнул мои усталые пальцы и в то же мгновенье исчез.
— Смотрите! — еще успел выкрикнуть я и тупо уставился на свои пустые, сложенные горстью ладони.
— Что там у вас? — спросил шишковатый нос. — Где вы пропадали?
— Ничего, — ответил я. И это была правда, только правда, ничего, кроме правды. Но кому нужна моя правда, не подтвержденная черным шариком?!
Конрад ФИАЛКОВСКИЙ
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ[3]
Я купил его сыну на день рождения. Фея взмахнула волшебной палочкой, и робот-автомат принес светящийся изнутри перламутровым светом саркофаг-коробку, в котором он спал бестревожным перламутровым сном. Тогда она мило улыбнулась мне и произнесла:
— Мне кажется, что ты будешь доволен им.
Я кивнул и, в свою очередь, улыбнулся ей.
— Ты пришел к нам один, без сына, поэтому я не стану рассказывать, что мишку нельзя обижать, нельзя выкручивать ему лапы, выковыривать фотоэлементы и вырывать конденсаторы, не забудь передать это сыну.
— Не забуду, — заверил я ее. — Я постараюсь относиться к нему, как к собственному ребенку.
— В таком случае мне очень приятно, что мой воспитанник приобрел себе заботливого отца. Тебе надо будет только переделать его программу так, чтобы он называл тебя папой.
Теперь мы оба засмеялись, и мне пришло в голову, что кто-то очень хорошо знает свое дело, если принимает на работу в Дома сказок таких очаровательных фей. Она взмахнула на прощание волшебной палочкой, и я оказался на бесшумно скользящей к выходу движущейся дорожке. Толпа маленьких детей, до этого момента окружавшая меня и с завистью рассматривавшая мишку в коробке, со смехом рассыпалась и перекочевала к большому видеотрону, на экране которого был изображен полосатый диск Юпитера. Он висел неподвижно и, как видно, был нужен только для того, чтобы мужской голос рассказывал зрителям, как Томек-космонавт преодолевает верхние слои его атмосферы. На другой стороне экрана в лучах видеотронного солнца переливалась видеотронная гора из стекла. Она тянулась вверх на тысячи метров и имела идеально ровную поверхность, по которой, напоминая ползущую по оконному стеклу муху, без видимых усилий взбирался принц в скафандре инопланетянина. За горой темнел дремучий лес, взятый взаймы у «эры дымящихся фабрик». Между пнями, поросшими пушистым мхом, деловито сновали электронные гномики с красными светящимися колпаками. На окраине леса, возле избушки бабы-яги, стоял автомат, в обязанности которого входило отвечать на все вопросы детей, как видно, уже имеющих немало неразрешенных проблем. Если бы существовал такой же автомат для взрослых, можно представить, какая очередь создалась бы вокруг него…
Я вышел. Внушительных размеров андруад[4] в доспехах средневекового рыцаря вежливо попрощался со мной при выходе, напоследок поинтересовавшись, не оставил ли я в Доме сказок своего ребенка. Он, видимо, не привык иметь дело со взрослыми, наведывающимися сюда без детей. Нет, я не потерял своего ребенка. Мой сын на этот раз остался дома. В эту минуту он скорее всего сидел перед видеотроном, следя за перемещающимися по экрану изображениями. Это было его обычным послеполуденным времяпрепровождением. Мне кажется, что правы те психологи, которые не советуют забирать детей в определенном возрасте с Земли. Мой сын прилетел на Марс слишком рано или слишком поздно. На Земле остались его друзья, с которыми он играл в космонавтов, приспосабливая окрестные холмы под необследованную территорию таинственной планеты; остались наш сад, где он знал каждый куст, и дом с раздвижными стенами, источающий аромат сандалового дерева. На Марсе дети были совсем другими, они предпочитали автоматы путешествию босиком по траве. Поэтому я и купил ему электронного мишку.
— Мы назовем его… ну, скажи, как его можно назвать? — спросил он меня, когда мы открыли коробку, извлекли из нее инструкции и добрались до места, в котором было написано: «Перед тем как привести мишку в движение, ему необходимо выбрать имя, которое и будет навсегда закреплено в свободных клетках его программы».
