Вдруг поток пуль из «шпандау» прекратился, и возле самого крыла Майкла пролетел Эндрю, отгоняя немца. Майкл в отчаянии последовал за ним, и они образовали защитный круг: каждый прикрывал другому хвост и брюхо, а рой немецких самолетов в убийственном раздражении толокся вокруг.
Краем сознания Майкл отметил, что оба новичка мертвы, погибли в первые же секунды нападения: один на полной скорости ушел в пике, так что крылья искалеченного «сопвича» выгнулись от напряжения, а потом их снесло вовсе; другой падал с неба горящим факелом, оставляя за собой черный столб дыма.
Тем же чудесным образом, как появились, немецкие самолеты исчезли, невредимые, неуязвимые; они улетели к своей линии фронта, предоставив двум искалеченным, истерзанным «сопвичам» с трудом добираться домой.
Эндрю приземлился раньше Майкла; они встали на краю сада крыло к крылу. Оба выбрались из кабин и медленно обошли самолеты, оценивая повреждения. Потом остановились друг перед другом с застывшими от потрясения лицами.
Эндрю сунул руку в карман и извлек серебряную фляжку. Открутил крышку с кристаллом, обтер горлышко концом зеленого шарфа и протянул Майклу.
— Ну, мой мальчик, — сказал он, тщательно выговаривая слова, — выпей. Думаю, ты это заслужил. Правда заслужил.
С того дня, когда преимущество в небе над Францией перешло от союзников к остроносым «Альбатросам Д» — немецким «ягдстаффелям» («джастам»), Эндрю и Майкл по необходимости стали друзьями. Они летали крыло к крылу и выписывали круги, защищая друг друга, когда на них обрушивались ярко раскрашенные слуги смерти. Вначале им приходилось только защищаться. Потом они стали осторожно проверять границы возможностей нового смертельного врага; вдвоем они изучали по ночам запоздавшие разведдонесения и узнали, что у «альбатросов» двигатель «мерседес», в сто шестьдесят лошадиных сил, вдвое более мощный, чем «ле рон» «сопвича»; что у немца два пулемета «шпандау» калибра 7.92, которые стреляют в промежутки между вращающимися лопастями пропеллера, в то время как у «сопвича» один пулемет «виккерс».303. Немцы превосходили их и по мощности, и силой огня. «Альбатрос» на 700 фунтов тяжелей «Папа» и выдерживает множество прямых попаданий, прежде чем падает с неба.
— Итак, старина, придется нам научиться уносить от них задницы, — заметил Эндрю, и они стали попадаться навстречу большим звеньям «джастов» и выяснять их слабости. Их обнаружилось две. «Сопвичи» могли проникать внутрь их строя; радиатор «альбатроса» располагался на верхнем крыле непосредственно над кабиной пилота и, если пробить бак, на пилота начинало заливать смазочно-охладительной жидкостью, обжигая его и обрекая на мучительную смерть.
Разобравшись в этом, они сбили первый «альбатрос», заодно проверили слаженность совместных действий и не нашли в этом никаких изъянов. Их отношения стали дружескими, а потом перешли в привязанность и взаимное уважение, большее, чем у кровных братьев. Теперь они могли на рассвете спокойно пить кофе и дожидаться вылета против аэростатов, черпая друг у друга уверенность и силу.
* * *
— Бросим монету? — нарушил молчание Майкл: почти пора.
Эндрю подбросил в воздух соверен и накрыл упавшую монету ладонью.
— Орел, — сказал Майкл, и Эндрю убрал ладонь.
— Везет, как утопленнику! — заметил он, и оба посмотрели на строгий бородатый профиль Георга V.
— Стреляю вторым, — заявил Майкл, и Эндрю открыл рот, собираясь возразить.
— Я выиграл, я и выбираю, — оборвал Майкл не начавшийся спор.
Вылет против аэростатов все равно что нападение на спящую африканскую гадюку — неторопливую змею вельда: первый человек будит змею, она изгибается буквой S, готовясь ужалить, и пытается впиться второму в икру длинными изогнутыми зубами.
Когда они в линии один за другим нападают на аэростаты, первый пробуждает наземную защиту, и вся ее ярость обрушивается на второго. Майкл сознательно выбрал вторую очередь. Если бы выиграл Эндрю, он поступил бы так же.
Перед выходом из кают-компании они остановились плечо к плечу, натягивая перчатки, застегивая шинели, глядя на небо, прислушиваясь к раскатистой ярости артиллерийских залпов и оценивая скорость и направление ветра.
— В долинах будет туман, — сказал Майкл. — Ветер пока не переменится.
— Молись об этом, мой мальчик, — ответил Эндрю, и они в своем тяжелом одеянии с трудом пошли по дощатому тротуару к «сопвичам», стоящим почти возле деревьев.
Какими благородными казались они Майклу когда-то и какими уродливыми из-за огромного пропеллера, закрывающего при вращении весь обзор впереди, стали казаться по сравнению с изящными акульими рылами «альбатросов», с их рядными двигателями «мерседес». И какими хрупкими по сравнению с крепкими рамами немецких аэропланов!
— Боже, когда нам дадут настоящий самолет? — не сдержал свои чувства Майкл.
Эндрю ничего не ответил. Слишком часто они жаловались друг другу на бесконечное ожидание обещанных новых «SE» — экспериментальных разведчиков пятой модели, которые позволят, наконец, иметь дело с «джастами» на равных.
«Сопвич» Эндрю выкрашен в ярко-зеленый цвет, в тон шарфу, а на фюзеляже за кабиной нарисованы 14 белых кругов, по одному за каждое подтвержденное сбитие. Как зарубки на прикладе снайпера. На кожухе двигателя написано название самолета — «Летающий хаггис»[5].
Майкл выбрал ярко-желтую краску, и под его кабиной была нарисована крылатая черепаха с обеспокоенной мордой. Надпись гласила: «Меня не спрашивайте, я здесь просто работаю». На фюзеляже Майкла — шесть белых кругов.
С помощью наземных команд они забрались на нижнее крыло, а оттуда перебрались в узкую кабину. Майкл поставил ноги на рулевые педали и подвигал их вправо-влево, оглядываясь, чтобы проверить реакцию руля. Удовлетворенный, он показал большой палец механику, который работал почти всю ночь, заменяя простреленные в прошлой стычке тросы. Механик улыбнулся и пробежал вперед.
— Мотор выключен? — спросил он.
— Мотор выключен! — подтвердил Майкл и высунулся из кабины, глядя на чудовищный двигатель.
— Горючее!
— Горючее! — повторил Майкл и поработал ручным насосом. Механик крутанул пропеллер, и Майкл услышал, как топливо всасывается в карбюратор и мотор заправляется горючим.
— Включить мотор! Контакт.
— Включить мотор!
На следующем повороте пропеллера мотор заурчал. Через выхлопные отверстия повалил синий дым, запахло горящим касторовым маслом. Мотор чихнул, пропустил такт, снова включился и перешел на устойчивый холостой ритм на малых оборотах.
