— Семьдесят пять, — сказал Джейк.
Раздалось бормотание присутствующих, и все головы опять повернулись к майору Гарету Суэйлзу.
— Ну что, дорогой мой джентльмен, как насчет восьмидесяти? — спросил сикх вкрадчиво. Его комиссионные составляли пять процентов.
Изящно покачав головой, Гарет выразил свое сожаление.
— Нет, приятель. Это была просто прихоть. — Он улыбнулся Джейку. — Но вам они доставят много радости, — сказал он и направился к воротам.
Сейчас подходить к американцу — проку не будет. Он теперь в ярости, а Гарет решил, что он из тех, кто имеет обыкновение выражать свои чувства с помощью кулаков. Гарет Суэйлз давно уже пришел к заключению, что дерутся одни только дураки, а умные люди обеспечивают им такую возможность — разумеется, если это сулит хоть какую-то прибыль.
Однако через три дня Джейк Бартон снова увидел англичанина. За это время он отбуксировал своих железных красавиц на окраину города, где разбил лагерь на берегу ручейка среди африканских деревьев махогани [3].
Перекинув канат через толстый сук, он с помощью блока вынул моторы и возился с ними каждый день и даже после наступления темноты, при свете слегка коптящей «молнии» [4].
Он их всячески обихаживал, ласково мурлыкая, менял изношенные, неисправные детали, выкручивался с помощью подручных средств, что-то выковывал cам, пользуясь угольной жаровней; беспрестанно насвистывая себе под нос, ругался, потел, придумывал — и к полудню третьего дня три «бентли» были уже на ходу. Теперь они стояли на импровизированных деревянных колодках и под его ласковыми руками даже обрели что-то от прежнего своего блеска и славы.
Гарет Суэйлз прибыл в лагерь Джейка в жаркий сонный полдень на третий день. Его привез полуголый, обливающийся потом черный рикша. Гарету же, в свежем белоснежном полотняном костюме, элегантно откинувшемуся на мягком сиденье в позе отдыхающего леопарда, было, казалось, совсем не жарко.
Джейк выпрямился над мотором, который налаживал. Он был по пояс голый, руки до самых локтей черны от грязи, грудь и плечи блестели от пота, точно вымазанные маслом.
— Не трудись останавливаться, приятель, — сказал Джейк мягко. — Давай сразу назад поворачивай.
Гарет широко улыбнулся ему располагающей улыбкой и снял с заднего сиденья широкое ведерко для шампанского, покрытое изморозью от холода и позвякивавшее льдом. Из него торчали двенадцать горлышек пива «Таскер».
— В знак мира, приятель, — сказал Гарет, и горло Джейка перехватило от жажды, так что какое-то время он не мог вымолвить ни слова.
— От всего сердца, без всяких условий. Что скажешь?
Джейк Бартон настолько погрузился в работу, что даже в таком страшном влажном пекле за все три дня и воды-то почти не пил, что уж говорить об этой светло-золотистой, пенящейся, ледяной жидкости. Ему так захотелось пива, что на глаза навернулись слезы.
Гарет слез с повозки и двинулся к нему, обхватив ведерко одной рукой.
— Суэйлз, — Представился он. — Майор Гарет Суэйлз. — И протянул руку.
— Бартон. Джейк. — Он пожал протянутую ему руку, но не мог оторвать глаз от ведерка.
Двадцать минут спустя Джейк сидел в дымившейся паром железной лохани, стоявшей тут же, под открытым небом у красных деревьев. Под рукой у него была бутылка «Таскера», он весело насвистывал, намыливая руки и густо поросшую темными волосами грудь.
— Беда в том, что мы с самого начала пошли по неверному пути, — объяснял Гарет, прихлебывая пиво из горлышка. Он делал это с таким видом, точно потягивал «Дом Периньон» из хрустального фужера. Он развалился на единственном походном стуле Джейка, установив его в жалком пятнышке тени, которую отбрасывал старый, выцветший на солнце тент.
— Ты и сейчас с него не свернул, приятель.
Но в угрозе Джейка не слышалось никакого пыла, «Таскер» потушил его.
— Я, конечно, понимаю, каково тебе пришлось, — продолжал Гарет. — Но ты же мне тогда сказал, что не собираешься торговаться. Если бы я знал правду, мы могли бы заранее договориться.
Джейк протянул намыленную руку и поднес бутылку ко рту. Он глотнул дважды, вздохнул и слегка рыгнул.
— Клянусь тебе, — сказал Гарет. — Как только я понял, что ты торгуешься всерьез, я сразу же отступил. Я решил, что позже мы с тобой сможем все устроить к обоюдной выгоде. И вот я здесь, мы с тобой пьем пиво и разговариваем о деле.
— Это ты разговариваешь, а я только слушаю, — возразил Джейк.
— Именно так.
Гарет вытащил свой портсигар, тщательно выбрал сигару и осторожно вставил ее в вытянутые губы Джейка. Он чиркнул спичкой о подошву своего ботинка и поднес Джейку огня.
— Я правильно понял? У тебя есть покупатель на эти машины, да?
— Я пока что слушаю.
Джейк с явным удовольствием выпустил облако сигарного дыма.
— Наверняка цену ты уже назначил, а я готов к ней приплатить.
Джейк вынул сигару изо рта и впервые посмотрел на Гарета прямо.
— И ты хочешь купить все пять машин по этой цене в их нынешнем состоянии?
— Верно, — сказал Гарет.
— А что, если я скажу тебе — только три из них на ходу, а остальные не годятся ни к черту?
— На мое предложение это никак не повлияет.
Джейк потянулся за бутылкой и осушил ее до дна.
Гарет открыл другую и пододвинул к нему.
Джейк спешно обдумывал предложение. У него был открытый контракт с Англо-танганьикской сахарной компанией на поставку дробилок сахарного тростника на двигателях внутреннего сгорания по твердой цене сто десять фунтов за каждую. Из этих трех машин он может сделать три дробилки — максимум триста тридцать фунтов.
Англичанин предлагал купить все пять. О цене можно попробовать договориться. Джейк несколько смягчился.
— Я уже вбухал в них чертову прорву сил.
— Это я вижу.
— Полторы сотни каждая — и все пять. Итого — семьсот пятьдесят фунтов.
— А ты поставишь моторы на место и сделаешь так, чтобы машины выглядели как следует.
— Конечно.
— Заметано, — сказал Гарет. — Я знал, что у нас с тобой дело пойдет на лад. — Они лучезарно улыбнулись друг другу. — Можем оформить сделку прямо сейчас. — Гарет вытащил чековую книжку. — Я выдам тебе чек сразу на всю сумму.
— Что ты мне выдашь?
Лучезарная улыбка Джейка потускнела.
— Мой личный чек на банк «Куттс оф Пиккадилли».
У Гарета Суэйлза действительно были дела с этим банком. Согласно последнему извещению, Гарет задолжал ему сумму в восемнадцать фунтов семнадцать шиллингов и шесть пенсов. Эту пикантную подробность сообщил Гарету управляющий в маленьком письмеце, написанном красными чернилами.
