А положение белых становилось все более безнадежным. Это уже не была первоначальная борьба на расстоянии, но отчаянная, безжалостная бойня, грозившая перейти в рукопашную.
Из десяти белых ни один не был выбит из строя. Их озлобление было сильнее страха и удесятеряло силы.
Дикари вплотную окружили фургоны, влезали на колеса, старались проникнуть внутрь через малейшее отверстие. Белые заменили ружья пистолетами и, стреляя без перерыва, укладывали одного краснокожего за другим. Все время осады Франк своей храбростью и неустрашимостью воодушевлял товарищей. Сражаясь как лев, он, казалось, одновременно находился повсюду, бросаясь с отвагой на врагов. Но все было напрасно: силы были слишком неравны. Мало-помалу большинство его товарищей были убиты, и возбуждение Гамерсли сменилось отчаянием. Но и тут он не струсил, не подумал о бегстве. Гамерсли только что пронзил своим кривым ножом трех краснокожих и нетерпеливо выискивал четвертую жертву, как вдруг перед ними предстала огромная фигура Вальтера.
— Мертвая скотина! — с презрением оттолкнул он ногой труп индейца. — Франк, и с нами то же будет, если мы…
— Если мы что, Вальтер?
— Если мы не бежим, — скороговоркой и глухо проговорил тот.
— Это невозможно! — воскликнул Гамерсли.
— Нет, Франк, возможность есть. Из товарищей никого не осталось и своей гибелью мы не воскресим их. А оставшись живыми, отомстим этим негодяям. Вы видите этих двух лошадей? Идите же, Франк, скорее, пока не поздно!
Гамерсли продолжал сомневаться. Тем временем Вальтеру удалось несколько раздвинуть связанные вместе фургоны.
— Идите, Франк, скорее, — продолжал уговаривать его Вальтер. — Садитесь на лошадь и следуйте за мной. Если вам и не удастся бежать, то лучше пасть сраженным в поле, чем как барсук в капкане. Ну же, Франк! Спасение сейчас или никогда!
Почти не понимая, что он делает, молодой американец вскочил на лошадь, и через несколько мгновений они неслись во весь опор по усыпанной желтым песком равнине.
Как только Франк и Вальтер покинули караван, сраженье прекратилось. Краснокожие, не встречая сопротивления, соскочили с лошадей, перелезли через фургоны и стали прикалывать своими длинными пиками всякого, подававшего признаки жизни. Во время этого жестокого издевательства над уже мертвыми людьми среди краснокожих показались два странных человека. Индейцы по одежде и цвету кожи, они тем не менее, казалось, принадлежали к более цивилизованной расе. Говорили они на чистом мексиканско-испанском наречии.
Они сошли с лошадей и внимательно рассматривали трупы белых. Тот, который казался старшим, произнес с отчаянием:
— Черт возьми! Его нет между убитыми, а между тем этот караван несомненно его. Неужели ему опять удалось улизнуть? Неужели я даром совершил все это путешествие?
— Но взгляните на все эти богатства, — утешал его спутник, — и тогда вы убедитесь, что время не потрачено даром.
— Что мне эти шелка и бархат! Я был бы согласен отдать все богатства мира за его скальп. Но где же он? — с отчаянием повторял человек. «А вдруг он бежал?» — с испугом спросил он себя. И как бы в ответ на его вопрос, вдалеке послышался крик, который обычно издает неприятель, убегающий от преследования.
Подняв голову в направлении этого странного крика, старший из незнакомцев увидел приблизительно на расстоянии двух километров удалявшихся всадников. Краснокожие, только что заметившие беглецов, быстро садились на коней, чтобы погнаться за ними.
— Ты еще жив, но скоро умрешь! — все сильнее и сильнее вонзая шпоры в бока бедного животного, шептал странный индеец, убедившись, что один из бежавших именно тот, кого он жаждал найти среди трупов.
Решившись на этот отчаянный шаг, Вальтер действовал по заранее намеченному плану. До сих пор все шло благополучно, и они, окутанные облаками пыли, направлялись к скалам, молчаливые, как приведения. Подъехав к их основанию, путники должны были изменить направление, так как высокая обрывистая скала преграждала им путь. Не только лошади не могли бы взобраться на нее, но и для кошки такая задача была бы не под силу.
Но что им оставалось делать? Скоро волей-неволей придется выехать из полосы до сих пор скрывавшего их дыма. Раздумывать было некогда; путники повернули налево и понеслись в прозрачном, чистом воздухе равнины, под яркими лучами солнца.
Но им от этого не было легче. По доносившимся до них крикам и стрельбе, они поняли, что за ними гонятся, и скоро увидели преследующую их шайку разбойников. Всадники могли надеяться на своих лошадей, но, к несчастью, новая скала преградила им путь, а дикари были совсем близко.
— Франк, обнажите саблю и подъезжайте ближе ко мне! Живые или мертвые, но вместе!
Лошади летели, как стрелы, но все было напрасно, дикари настигали их, окружая со всех сторон. Наконец ружья прицелились, тетивы натянулись, сабли обнажились. Не было сомнения, что смерть стояла за плечами беглецов.
— Мы погибли, Вальтер, — сказал Франк.
— Еще неизвестно, — ответил тот, орлиным взором оглядывая скалу.
Красная песчано-каменная скала, шероховатая и неприступная, поднималась на высоту тысяча пятьсот метров. С первого взгляда она, казалось, не могла представить для них никакой защиты. Вальтер, не спуская со скалы глаз, что-то припоминал.
— Должно быть, это и есть то самое место, — прошептал он, наконец. — Клянусь Богом, я не ошибся! — прибавил он торжественно и, повернув круто лошадь на скалу, пригласил Франка следовать за ним.
Гамерсли повиновался. Вскоре они добрались до довольно широкой расщелины в горе, идущей от основания до вершины.
— Оставьте свою лошадь, Франк. Здесь достаточно одной и пусть это будет моя. Жаль бедное животное, но делать нечего: нам надо иметь какую-нибудь защиту. Скорее, Франк, не то эти негодяи настигнут нас.
Как ни жаль было Франку расставаться со своим скакуном, но пришлось покориться необходимости, тем более, что совсем уже близко слышались крики и выстрелы. Можно было даже видеть вспыхивающее на солнце оружие…
Гамерсли подошел к Вальтеру, который держал свою лошадь под уздцы и старался заставить ее войти в расщелину скалы. Животное противилось, как бы предчувствуя грозившую ему смерть.
— Идите вверх, — сказал Вальтер Франку, — и скорее. Возьмите и мое ружье и зарядите оба, пока я осмотрю конец ущелья.
Вальтер вступил в ущелье вслед за Гамерсли, с огромными усилиями таща за собой лошадь. Наконец, он втащил ее. Когда животное очутилось в тесном помещении, плотно сжатое с двух сторон каменными стенами, Вальтер с выражением глубокой жалости вынул из ножен свой кривой нож, лезвие которого было липко от человеческой крови. В одно мгновение он всадил его в шею лошади; густой струёй хлынула кровь. Животное напрягло последние силы, захрапело и после двух-трех судорожных подергиваний безжизненно вытянулось, не спуская полного упрека взгляда со своего господина.
