Благодаря своему знанию английского, немецкого и русского, Юсуф оказался незаменим в общении с неверными и часто покидал лавку для деловых встреч. Вскоре молодого человека уже хорошо знали во всех западных миссиях и советском посольстве.
Из множества людей, прошедших перед Юсуфом за первые месяцы жизни в Кабуле, больше всего ему запомнился некий "мистер Читракш", прибывший с караваном из Пишкека. Высокий и крупный индиец с оливковой кожей, пучеглазый и большеротый, в светлом европейском костюме, он оказался старым другом Абдаллы. Познакомились торговцы лет десять назад еще в Благославенной Бухаре. Встретившись вновь, индиец прижал дядю к пухлой груди и, моргая увлажнившимися от избытка чувств глазами, отвел в гостиную, где был накрыт богатый дастархан. Во время обеда мистер Читракш оживленно жестикулировал, от чего драгоценные камни в золотых перстнях, украшавших длинные пальцы, радужно вспыхивали. Беседа, которую он вел с Саидовым, была полна воспоминаний о делах прошлого и планов на будущее.
Индийский гость собирался в Пешевар и надеялся, что старый друг, связанный торговлей с вождями тамошних племен, поможет ему с налаживанием контактов. Вообще, исполненный энергии Читракш строил планы чуть ли не мирового переустройства. Энтузиаст многозначительно обещал бухарцу, что скоро, очень скоро в регионе начнутся эпохальные перемены. Близится решающий момент в истории Пешевара, Афганского королевства и возможно самой Индии. Золото и оружие из СССР, полученные по договору Амануллой, будут тем маслом, которое прольется на тлеющие угли двухвековой ненависти патанов (11) к англичанам. Поднявшись на борьбу под руководством Амануллы-хана, племена воинственных пуштунов отбросят британцев от границ вглубь Индии. А там угнетенные соплеменники Читракша только и ждут, чтобы восстать.
Абдалла выказал по-поводу услышанного сдержанный оптимизм. Рассказав индийцу о своих транспортных компаниях, предложил использовать аэроплан для переброски грузов и людей в зону свободных племен. Идея Читракшу понравилась. На ковре тут же расстелили карту и оба торговца по военному обстоятельно принялись решать, где в предгорьях Гиндукуша разместить для будущих операций транзитный лагерь со взлетно-посадочной полосой.
* * *
Ежедневно в лавке перед Юсуфом проходили десятки покупателей. К некоторым Абдалла требовал особого внимания. Одним из таких клиентов был отставной турецкий лейтенант Мустафа, застрявший в Афганистане после смерти Энвер-паши (12). Высокий и широкоплечий турок с худым скуластым лицом, украшенным черными закрученными, как у покойного командующего усами, появлялся на базаре раз в неделю. Оставив сопровождавших его разбойничьего вида молодцов снаружи, Мустафа проходил к дяде. Бывший офицер выказывал бухарцу большое уважение и чуть ли не военную субординацию. Во время встреч с купцом лицо турка принимало заискивающее выражение, как у собаки, выпрашивающей косточку с мясом.
Неспешно переговорив за неизменным кофе с хозяином лавки, бывший лейтенант вручал Юсуфу список необходимых товаров и вместе с ним шел в кладовые. Молодой человек, сверяясь с каракулями на листке бумаги, снимал с полок банки мясных консервов, отсчитывал обоймы с патронами к маузеровской винтовке, таскал к лошадям мешки с рисом и бидоны с керосином. Все это бралось в долг и дядя делал соответствующую запись в конторской книге. Мустафа с раздражающей назойливостью следовал за юношей по всей лавке, заглядывая через плечо, чтобы убедиться не ошибся ли племянник уважаемого Абдаллы. С каждым разом долг турка увеличивался, но вскоре ему представилась возможность частично расплатиться.
* * *
Еще один день, проведенный в лавке, закончился по установившемуся обычаю для купца с племянником ужином в дукане одноглазого Зульфакара. Пожилой седобородый араб с черной повязкой, прикрывавшей пустую глазницу, больше походил на разбойника из "Тысяча и одной ночи", чем на владельца харчевни. Сходство со сказочным персонажем ему добавляла кривая джамбия (13) в серебряных ножнах, устрашающе торчавшая за шелковым кушаком. Несмотря на воинственное имя и грозный вид, Зульфакар (14) отличался мягким нравом. В свое время Абдалла помог ему освободиться из зиндана (15), где тот сидел за торговлю краденым. Теперь стоило Саидову появиться в харчевне, как коричневое, сморщенное, словно сушеный финик, лицо дуканщика расплывалось от приветливой улыбки. Стараясь угодить своему спасителю, Зульфакар готовил любимую Абдаллой курму (16) и сам прислуживал за трапезой.
В тот вечер к ужинавшим торговцам, поздоровавшись, подсел худой, как жердь, полицейский Джамаль. Он уже переоделся в цивильное: поверх длинной рубахи, на узких плечах топорщился клетчатый пиджачок, а из широких, белых шаровар торчали голенастые ноги в разбитых башмаках. Полицейский много лет курил гашиш, и младший сын Зульфакара, шустрый парнишка лет двенадцати, не дожидаясь приказания, принес ему кальян с кусочком "пенджабского".
Джамаль несколько минут молча курил, не обращая на окружающих внимания, пока его серое, плохо выбритое лицо не расслабилось, а из черных глаз не исчезло выражение беспокойства. Заказав себе лепешки с медом, полицейский на вопрос "все ли у него в порядке?" пожаловался бухарцу на "собачью" работу. Господин начальник полиции требует от подчиненных, чтобы хватали любого, кто осмелится поносить великого короля Амануллу-хана, составлять списки смутьянов. А как это сделать, если, куда ни глянь, каждый второй только и знает, что ругает его величество? Всем глотки не заткнешь. Причем большинство болтунов уважаемые люди, хорошие знакомые — правоверные мусульмане, которым надоело терпеть надругательство над шариатом (17)…
Абдалла жевал курятину и сочувственно качал бритой головой. От работы Джамаль перешел к домашним делам. Жена хворает, на детей вечно нет времени, и мальчики целыми днями пропадают на улицах, проказничают, дерутся со сверстниками. Не проходит дня, чтобы кто-нибудь из соседей не пожаловался отцу на сорванцов.
— Если я правильно помню, уважаемый Джамаль, — перебил торговец, — на следующей неделе у вашего младшенького, Али день рождения?
— Десять лет исполнится, — полицейский поднес стеклянный мундштук к бледным губам и затянулся. — Только мы не празднуем…
Абдалла ополоснул жирные пальцы в плошке с водой, тщательно вытер полотенцем. Достав из-за пазухи тяжелый кошель, отсчитал серебряные монеты и положил перед курильщиком.
— Здесь тридцать лир, — сказал он, ласково улыбаясь, — купите вашему мальчику подарок от моего имени. Жаль, что не смогу сам поздравить. Совсем нет свободного времени. Наверное, Али уже забыл дядю Саидова.
