в мою сторону. Только не дергайся, я замерз, а курок у меня чувствительный. – Славик вышел из укрытия и скользнул противнику за спину. Тот развернулся, пнул пистолет. Оружие исчезло в снегу.
– Я видел, как ты их убил! Ты добил раненого камнем! Ты убийца! – Славик не знал, что делать дальше. – Зачем ты это сделал? Ты хотел ограбить торговца? Но зачем ты их убил?
– Ты что, мужик? Идиот? – арестованный был без маски. – Я из охраны Поселка, Барышников в розыске! Я его выследил, вот он и напал на меня с подельником! Они же бандиты! Ты что, не знаешь этих уголовников-торгашей?
– Если так, то тебе ничего не будет, верно? Поехали в Поселок, пусть они сами разбираются, – Славик хрипел сорванными связками как взрослый курильщик со стажем. – Бери Барышникова и тащи в машину, он еще живой. Но не рыпайся: это ты для себя хороший, а для меня нет, я не знаю убийца ты, или у тебя самооборона.
– Пушку опусти, хотя бы, – подозреваемый подхватил тело торговца под мышки и, пятясь и пыхтя, потащил к машине. Славик старался все время находиться у него за спиной.
– Ты не понимаешь, с кем связываешься, мужик! – арестованный с трудом уместил торговца в грузовой отсек фургона. – Я не один. Тебя просто порвут как тряпку, если со мной что-нибудь случится!
– Лезь за руль, – скомандовал юноша, не переставая целиться в голову. Он старался не смотреть на труп человека с разможженой головой.
– Вот, видишь, что сделал Барышников, – и мнимый охранник пнул мертвеца валенком.
– За руль! И не рыпайся у меня! – голос мальчика зазвучал испуганно, истерично и крикливо, и теперь походил на женский. – Я очень устал и замерз, мои пальцы меня не слушаются! Я не знаю, выстрелят ли они в эту секунду! Даже, если я этого не захочу! Они могут это сделать! Поторопись!
Преступник испуганно и суетливо вскочил в кабину: в русле реки с глубоко засыпанными снегом берегами ему бежать было некуда, пришлось подчиняться. Славик уже сидел позади, в грузовом отсеке и тыкал дулом в затылок бандита. Поехали.
Паренек очень устал: целый день на ногах, в снегу, в тяжелой теплой одежде, почти не ел. А главное – столько напряжения и страха. И теперь все еще не закончилось, расслабляться нельзя.
Но одной бедой меньше: в машине было тепло. Двигатель пел ровно, монотонно и сочувственно. В его раскатистых песнопениях слышались мягкие голоса. Один из них был маминым.
Снегоход шел медленно: видимо водитель оттягивал время, соображал, выжидал момент. Но Славик не терял бдительности и не боялся: мамина песня успокаивала. Ее голос улыбался, она гладила сына по голове, и все повторяла свое любимое: «Все пройдет, растает лед». Славик хотел прижаться к ней покрепче, но она все ускользала и ускользала, наконец волки обступили его хищным кольцом. Мальчик не обращал на зверей внимания, он прошел сквозь стаю, как сквозь туман. Ведь у него был арбалет, а с ним не страшно. А если исчезает страх, исчезает и враг.
Вдруг мир перевернулся, и мальчик оказался в темноте на полу грузового отсека. «Арестованный» им мужик навалился сверху, бил кулаками в лицо. Дверь открылась и оба вывалились в сиреневые сумерки, бухнулись в снег. Славик пытался закрыть лицо руками, но пухлая одежда стесняла его не хуже цепких пальцев противника. Неожиданно бандит вскрикнул и свалился набок, освободив мальчика. Славик вскочил на ноги, в глаза бросилось черное прямоугольное пятно на снегу – автомат. Подхватил оружие и… остановился в недоумении: поселковые охранники уже «скрутили» убийцу.
Вокруг было много людей с фонарями и факелами, и со стороны Поселка подбегали еще.
– Стой парень, стой! – один из охранников миролюбиво выставил вперед правую ладонь. – Свои!
Вот как… Оказалось, Славик заснул, преступник заметил это и втиснулся в багажный отдел машины прямо из водительского отсека, чтоб завладеть автоматом и освободиться. Когда завязалась драка, к машине уже подходила поисковая группа: Захарыч объявил тревогу – догадался, что парнишка ушел на охоту.
Автомат изъяли. Рядовой, уставив по инструкции дуло в небо, отстегнул магазин, удивленно и как-то оценивающе глянул на Славика, потянул затвор:
– Пусто! – он снова пытливо, с прищуром посмотрел на мальчишку. – Ты стрелял из него? Тут у тебя патронов сколько?
– Не стрелял. Это автомат торговца Барышникова… – Славик ничего не понимал.
– Что там? – подошел офицер с двуцветной черно-белой повязкой на рукаве.
– Нет патронов! Пацан и не знал, что у него автомат без патронов! – ответил боец и весело присвистнул. Охранники рассмеялись, принялись шутить и похлопывать парня по плечам и спине. Но тот ничего не понимал и хотел только попасть в тепло, поуютнее завернуться в одеяло и уснуть.
Появился Захарыч, тряс Славика за плечи, и все кричал:
– Я же тебе сказал! Я же запретил! – он больно прижимал мальчика к себе, слезинки поблескивали на его ресницах, отражая свет фонарей, и все нахмуривал брови на улыбающиеся глаза, грозил наказанием. Но все не мог его изобрести.
Барышников выжил, хотя и потерял глаз.
Убийцей оказался один из жителей Второго яруса. Его приговорили к нескольким годам заключения, признав убийство недоказанным, а нападение на торговца – самообороной. Ему покровительствовала администрация Поселка. Говорят, грабежи усложняли торговлю и были удобным поводом для повышения цен. Причем, цены повышались и на местные товары. Это стало последней каплей, начался бунт.
Сам же преступник погиб в тюрьме при неясных обстоятельствах. Говорят, кто-то выстрелил ему в глаз.
В этот раз Славик ночевал у Захарыча – нужно же было поделиться со стариком подробностями, да и сил спускаться на «Четверку» уже не было.
– Ну что, сталкер? – Захарыч подливал Славику жженого грибного чаю. – Как будешь жить-то? В охотники пойдешь, или будешь «сталкерить»? Хех! Не испужался?
– Испугался, конечно. Волки будут всю жизнь теперь сниться, – Славик улыбнулся и задумался. Теперь Захарыч общался с мальчиком как со взрослым мужчиной: жженый гриб с утра, детям такое не рекомендуется. – Но, если надо будет, пойду опять, думать не буду.
– Ну эт правильно. Бояться – «боись», но от страху не трусись.
– Захарыч… – серьезное лицо парня выглядело уж совсем не по-детски. – Что-то помогло мне, что-то меня спасло, может, это течение твое. Или то, что ты называешь жизнью. Или что там? Но сам бы я не справился.
– Не справился бы, это верно, – старик погрузился в размышления. – Течение это – это не безволие какое. Коли безвольный, так это не течение, эт лужа какая-то. А течение – это твой путь, твоя дорога. Никто другой ею не пройдет – не сможет. Но и ты на другие не суйся – зашибет! Вот такие-то уроки жизни.
– Это я понял, – Славик засобирался домой. – Ты говорил, на электрика мне выучиться… Так я согласен.
***
Возвращался он той же «заброшкой». Монотонный грязный
