Знакомый думал, что ослышался.
— На таких больших судах два-три человека в машине? — переспрашивал он.
— Точно!
«Нафик-нафик, кричат индейцы!» — отражалось на лице собеседника, и он больше ничего не пытал.
Действительно, кампания сократила всех, кого только могла. Зачастую получалось, что стармех, обученный еще советским флотом, делал распоряжения о техуходах, чтоб все, значит, было контролируемо и прогнозируемо, чтоб никаких внезапных поломок. Делал такое распоряжение себе и с себя же и спрашивал.
«Да чего-то неохота в грязь лезть!» — думал он потом. — «На стоянке сделаю».
«Стоянка короткая. Боюсь, не успею!»
«Не, в выходные заниматься — себя не уважать».
«Да ну все это к монголам! Тронь китайскую технику, потом работать не сможем!» — это походило на сделку с совестью. Если бы кому-нибудь приказать — это одно. Вот самому бороться — это другое.
Впрочем, китайские погремушки ломались сами, поэтому вопрос о безопасной работе не стоял никогда. Выжить, выжить!
Ну а штурмана рулят себе в неведении, спят спокойно и иногда барствуют. ССП (общечеловеческий) — великая сила. Иногда приходит помощник капитана на судно и сразу забывает, как перегоревшую лампочку менять. Вызывает деда.
— У меня тут свет пропал. Наверно лампочка перегорела, — говорит он.
— Перегорела — поменяй, — отвечает тот.
— Как же? — удивляется штурман. — Ведь это не моя обязанность.
Дед меняется в лице. Хорошо, если молча уйдет. Но часто начинает говорить.
— Трах, бах, мать, перемать. Ты чего — дома тоже электрика вызываешь? — говорит стармех.
— Это же твоя обязанность! — удивляется в благородном гневе навигатор.
— Ууу! — воет дед. Бьет кулаком в переборку и убегает.
Штурман пожимает плечами, сидит некоторое время в темноте, потом жалуется капитану. Мастер вызывает деда. Стармех сокрушается и даже приносит лампочку. Но не идет в каюту к штурману. Дело принципа.
Через день-два, устав от нытья коллеги по мостику, пишет в кампанию: «Стармех не справляется со своими обязанностями».
Почуяв поживу, начинают шевелить пальцами на клавиатуре компьютера «Картофельные мозги» или «Фюрер».
Джон мог называть себя вполне опытным стармехом: пять контрактов за плечами, один краше другого. Научился выдерживать необходимые паузы, научился выживать. Единственного, чего он опасался — это береговых властей. Их поведение зачастую шло в разрез с логикой, людской алчностью или, наоборот, принципиальностью.
Старый мудрый второй механик, под кличкой «Синий» редко отказывался от поднесенного стаканчика-другого. Если по какой-то причине никто из членов экипажа не предлагал ему хлопнуть для поднятия тонуса, то он наливал сам себе. «Нет повода не выпить», — говорил ему внутренний голос. — «Стаканчик хорошего вина еще никому не портил настроения». Закрыв дверь в каюту на замок на всякий случай, он чокался с зеркалом и вливал в себя бокал бренди, виски, или самого дешевого коньяку. Вообще-то, как истинно русский человек, Синий предпочитал водку, но в этих широтах водкой назывался безобразный, отдающий нестиранными носками, спиртосодержащий состав. У них, на Украине, за такой суррогат продавца бы утопили.
Со старым дедом работалось неплохо, правда, очень неспокойно. Пили они наравне, случалось, что и в ЦПУ. Черный был любителем, нет — профессионалом обличать кого-то за что-то. Он ругал Россию за газ, ругал Украину за прическу бубликом, критиковал Америку за великодержавность, кампанию — за малую зарплату, неукомплектованность экипажа и плохое снабжение. Вся работа отодвигалась на второй, даже, скорее всего, на третий план.
Синий тоже работать не любил. Но если на судне из двух механиков два будут крепко пьяными, кто ж тогда сможет принять правильное решение в случае внезапного кризиса? Вот от этого и было неспокойно на душе. Оставляя Черного один на один с любимым развлечением: просмотром на рабочем компьютере всякого порно — он всякий раз нервничал. Поэтому, когда дед внезапно, недоработав двух недель до конца контракта, уехал, Синий вздохнул свободно. Новый стармех не буянил, не кривлялся и не пил.
Юра сначала пытался присмотреться к новому начальству. Тому было не до реверансов: он первое время восстанавливал работоспособность компьютера, решительно отказывающегося работать. Не мудрено — усилиями Черного на рабочем столе висело 9 гигов жестких порнографических безобразий. А за распределительным щитом на крюке для одежды мерно покачивались приличные на первый взгляд шорты. Их повесил опять же Черный, надеясь когда-нибудь постирать, да так и не собравшийся. Кто-то, по словам деда, в них накакал. «Ага, тот же, кто тебе на грудь наблевал», — про себя осерчал Синий. Со временем никаких непонятных запахов при попытке засунуть нос за распредщит не осталось. Выбросить не хватало фантазии.
Новый стармех, Джон, требовал выполнения своих должностных обязанностей. Ни больше, ни меньше. Это было не сложно — Юра вторым работал давно и больше уже не планировал подниматься по своей служебной лестнице. К тому же дед не брезговал сам участвовать во всех работах, если нужна была помощь. Жесткого запрета на спиртное тоже не было. Юра не терял контроль, в машине не пил и на глаза вечером, приняв на грудь свою порцию, старался не попадаться. Швартовался, если это дело приходилось после рабочего дня, дед тоже самостоятельно, не вызывая в машину никого. Как-то так получалось, что все рабочие дела стали получаться до окончания дня. Суета и спешка потерялась — и это Юре не могло не нравиться.
Синий приходил на кофетаймы в ЦПУ и любил повспоминать былые суда, былых людей и былые походы.
— А вот был ли ты когда-нибудь в Судане? — спросил Синий.
— Да как-то не доводилось, — ответил Джон. — И чего-то не горю желанием. Мне хватает американских негров. А что?
— Так вот там, в Судане этом, нас выгружали, чуть ли не вручную. А грузчиками были высокие черные парни.
— Странно, если бы это были белые карлики, — фыркнул дед.
— Понятно, — согласился Синий. — У них у всех волосы были, как у Анжелы Дэвис. Помнишь такую тетю, которую посадили за торговлю оружием то ли для «Черных пантер», то ли еще для кого?
Джон кивнул головой: помню, как же, все пионэры за свободу Анжелы Дэвис!
— Так вот, волосы у них были ярко рыжего цвета. У всех. И торчали в разные стороны. И вверх. Тоже у всех. Такая вот природная аномалия, — почесал живот Юра.
— Может быть, это были все братья, а папа или мама у них сван — те тоже вроде бы рыжие, — предположил дед.
— Ага, все сто шестьдесят два человека, — кивнул Синий. — Племя там у них такое есть — и все тут.
