«Ну, остряк, ты у меня сейчас раскинешь мозгами – по паркету!..»
– Ладно, говорим им, это всё хорошо – насчет международного суда, но вот чисто конкретно: нашлись уже козлы – работают под нашу фирму, на Садовнической, для примера; чего делать с ними? «Ну, говорят, – подавайте в суд, пиратская копия, все законы на вашей стороне…» – «А поможет?» – «Ежели честно – ни хрена не поможет: в России свою интеллектуальную собственность защищать по суду – дело дохлое» – «А ежели не по закону, а по понятиям?» – «Ну, это другое дело: забейте стрелку, выходите на прямой базар…» Короче – я затем сюда и явился: типа, стрелка у нас тут с Государством…
В зале стоит мертвая тишина; все взоры прикованы к атаману, так что даже появление из противоположных дверей Его Президентского Величества со свитой где-то с полминуты остается незамеченным. Робингуд теперь прямо адресуется к противоположному концу зала:
– В общем, так: «Белая рука» – наша, по любому закону наша; хотите ее отсудить – флаг вам в руки, встретимся в Гааге. Завалить меня вы, понятно, можете – но унаследовать фирму все равно не унаследуете. А ежели какой козел станет копирайт наш нарушать – вроде как намедни на Садовнической – пускай попомнит классику: «Если история чему и учит, так только тому, что убить можно кого угодно». Я закончил. Типа, Dixi…
С этими словами Робингуд поворачивается (через левое плечо) и направляется к выходу из зала – где и сталкивается с преградившим ему дорогу пыльнолицым.
– Ну и дурак же ты, – грустно качает головою «эксперт по кризисным ситуациям», – натуральный ТОВАРИЩ МАЙОР из анекдотов!.. Неужто ты и вправду решил, будто эта телетрансляция идет куда-то наружу?.. – а по прошествии пары секунд, глядя в спину миновавшего его, как пустое место, Робингуда, раздраженно бросает в переговорник:
– Ну не прямо же тут! Пускай наружу выйдет…
Вид с высоты на совершенно вымерший юго-западный угол Кремля, примыкающий к Боровицкой и Водовзводной башням. Идущая вдоль фасада Оружейной палаты к Боровицким воротам фигурка в ярком малиновом пиджаке стремительно увеличивается в размерах (наезд трансфокатора) – трижды подряд, с разных ракурсов. Параллельно идет перекличка в эфире, под слабое шуршание помех:
– Седьмой – Второму: цель вижу.
– Четвертый – Второму: цель вижу.
– Пятый – Второму: цель вижу…
Робингуд останавливается, обводит взором кремлевскую панораму: похоже, прикидывает, где бы он сам расставил тут снайперов. Потом его осеняет внезапная мысль; достав из кармана эмблему «Белой руки», он отдирает восковку, защищающую липкую поверхность, и приклеивает черный круг напротив сердца, к нагрудному карману пиджака – точь-в-точь как клубную эмблему. Губы его при этом шевелятся, так что умей наблюдатели «читать по губам», они наверняка разобрали бы: «Валяйте, ребята – чтоб вам сподручней целиться!»
Снайпер с Боровицкой башни произносит в переговорник:
– Я Второй, я Второй. Стрелять только по моей команде. Только по моей! Как поняли? Прием.
Робингуд миновал уже калитку в Боровицкий воротах и удаляется по раскаленной солнцем черной брусчатке аппарели. И сама аппарель, и окаймляющие ее откосы, и даже примыкающий угол Александровского сада абсоютно пусты; лишь где-то там, в невообразимой дали, на повороте от Каменного моста к Охотному ряду, медленно-медленно катится вдоль самого тротуара знакомая бээмвушка. На спине Робингуда дрожат рубиновые зайчики от лазерных прицелов – они, впрочем, почти неразличимы на его малиновом пиджаке. В загустелом от зноя воздухе тихо плывут тополиный пух и музыка Морриконе – та самая…
У командира снайперов, что занимает позицию на Боровицкой башне, подает голос переговорник:
– Второй, Второй, я – Пятый! Эмблему на груди у него видал?
– Видал, – мрачно откликается командир.
– Так выходит, он и есть – «Белая рука»?
– Это не нашего ума дело. Пятый – повторите последний приказ!
– Стрелять только по приказу Второго. Прием.
Командира, похоже, что-то не устраивает в качестве связи, и он принимается за какие-то манипуляции с переговорником.
Пыльнолицый с переговорником – перед телемонитором, на котором видна фигурка в малиновом пиджаке, миновавшая уже половину пути к поджидающей ее автомашине:
– Да, теперь удалился достаточно… Так и будет: «дерзость преступников не знает предела – под самой, можно сказать, кремлевской стеной!» – а затем, изменив параметры связи, командует:
– Первый – Второму. Мочи его!
И – ничего не происходит: фигурка в малиновом пиджаке идет себе, как шла.
– Второй, Второй – ответьте Первому! Прием.
«Молчание было ему ответом…»
Яростно матюгнувшись, пыльнолицый меняет параметры связи:
– Пятый, Пятый! Ответьте Первому! Прием.
– Пятый – Первому. Слышу вас нормально. Прием, – откликается переговорник.
– Первый – Пятому. Огонь на поражение!
– Никак невозможно! Имею четкий приказ Второго – огонь только по его команде!
– Да я вас!.. Под трибунал пойдете!
– Без приказа Второго – не имею права! – уперся рогом снайпер.
– Ну так свяжитесь с ним, черти бы вас там всех побрали!
– Пятый – Первому. Связь со Вторым прервана. Как поняли? Прием…
Последние шаги. Лицо Робингуда сплошь залито потом – дикая жарища, а тут еще идиотский малиновый пиджак…
Дверца бээмвушки уже загодя распахнута.
Атаман обессилено валится на сидение, и машина рвет с места.
Командир снайперов – Второй – провожает взглядом стремительно удаляющуюся машину и смачно сплевывает.
– У нас тут не Франция, – назидательно сообщает он оглохшему переговорнику. – Я уже так однажды стрелял – по УСТНОМУ распоряжению товарища министра: в Вильнюсе, в 91-ом. Хватит…
В бээмвушке работает мини-телевизор – идет трансляция награждения в Георгиевском зале.
– Как там моя речь – нормально было слышно?
– Всё отлично.
– Слушай, а сколько ж ты телевизионщикам отвалил – чтоб трансляция сразу наружу пошла?
– Лучше и не вспоминать, – вздыхает Подполковник. – В Африке за такие деньги можно выиграть средних размеров войну…
Ванюша бросает мимолетный взгляд на экран.
– Слышь, Борь, – несколько неуверенно произносит он. – А может, ты зря с ним так? Он, типа, нормальный мужик. Айкидо, опять-таки…
– Ага! Тени, правда, не отбрасывает – а в остальном нормальный…
– Шутишь?
– Типа того… Не люблю я, Ванюша, особистов…
– Ты просто их готовишь неправильно, – хмыкает со своего заднего сидения Подполковник. Машина меж тем прибавляет ходу и бесследно растворяется в окутавшем Первопрестольную знойном мареве.
