– Какой-то конгломерат, – сказал он без энтузиазма. – А в чем его тайна?
– Мне принес его друг из республики Крюгера, из-за гор. Он говорит, это золотоносная порода. Золото нашли в месте, которое называется Витватерсранд, недалеко от Претории. Конечно, верится с трудом – такое слышишь часто. Золото и алмазы, алмазы и золото. – Чарли рассмеялся и вытер руки о фартук. – Но друг рассказал, что буры продают лицензии тем, кто хочет искать золото. Поэтому я решил вам показать это.
– Я возьму его с собой, Чарли, и размельчу в тазу. А сейчас мы с другом выпиваем.
Открыв на следующее утро глаза, Шон обнаружил, что солнце через окно над кроватью светит прямо ему в лицо. Он торопливо закрыл глаза и попытался вспомнить, где он. Мешали боль в голове и шум. Повторяющиеся хрип и стоны, словно кто-то умирает. Шон снова открыл глаза и медленно повернул голову. На кровати у противоположной стены кто-то лежал.
Шон нащупал сапог и запустил им в этого кого-то. Послышалось фырканье, показалась голова Даффа. Секунду Дафф разглядывал Шона глазами, красными, как закатное зимнее солнце, потом снова лег.
– Не храпи так, – прошептал Шон. – Рядом с тобой тяжелобольной.
Много времени спустя слуга принес кофе.
– Сообщи в мою контору, что я заболел, – приказал Дафф.
– Уже. – Слуга явно понимал хозяина. Он продолжил: – Снаружи человек, ищет второго нкози. – Он взглянул на Шона. – Он очень встревожен.
– Мбежане. Вели ему подождать.
Они пили кофе молча, сидя на кроватях.
– Как я сюда попал? – спросил Шон.
– Парень, если этого не знаешь ты, то никто не знает.
Дафф встал и пошел искать чистую одежду. Он был обнажен, и Шон заметил, что тело у него худое и мускулистое.
– Боже, что Чарли подмешал в выпивку? – охнул Дафф, беря свой пиджак.
Он обнаружил в кармане камень, достал его и бросил на упаковочный ящик, служивший столом. Заканчивая одеваться, он косо поглядывал на камень, потом прошел к груде своего холостяцкого имущества, сваленного в углу. Порылся и извлек ступу с пестиком и слегка погнутую черную миску.
– Сегодня утром я чувствую себя дряхлым стариком, – сказал он и пестом принялся размельчать камень в ступке. Высыпал получившийся порошок в миску, отнес ее к рифленому железному баку за входной дверью и налил в миску воды.
Шон вышел следом, и они сели на ступеньки крыльца. Дафф привычно вертел миску, так что содержимое вращалось, как в водовороте, и с каждым поворотом немного выливал через край. Потом заполнил миску чистой водой.
Неожиданно Шон почувствовал, что Дафф напрягся. Посмотрел ему в лицо и увидел, что похмелье прошло; Дафф сжал губы и пристально смотрел в миску.
Шон тоже посмотрел и увидел блеск, похожий на блеск брюха форели, когда рыба поворачивается, чтобы взять приманку. От возбуждения волоски на предплечьях и на шее у него встали дыбом.
Дафф налил в миску еще свежей воды – три поворота, и он выплеснул ее. Они сидели неподвижно и молчали, глядя на полоску золота по краю миски.
– Сколько у тебя денег? – спросил Дафф, не поднимая глаз.
– Чуть больше тысячи.
– Отлично. Я могу вложить пятьсот и свой опыт. Равноправные партнеры, согласен?
– Да.
– Тогда почему мы сидим здесь? Я иду в банк. Встречаемся через полчаса на краю города.
– А как же твоя работа? – спросил Шон.
– Терпеть не могу запах угля. К дьяволу работу!
– А что Чарли?
– Чарли – отравитель. К дьяволу Чарли!
Этим вечером лагерь разбили у подножия перевала; горы возвышались перед ними. Всю вторую половину дня они подгоняли лошадей; лошади устали – они отворачивались от резкого ветра и щипали сухую зимнюю траву.
Мбежане развел костер под защитой красного скального выступа, и пока кипятился кофе, они жались к костру, стараясь укрыться от ледяного ветра, но ветер дул со стороны гор и разносил искры от костра. Поели; потом Мбежане лег у костра, натянул каросс на голову и до утра ни разу не пошевелился.
– Далеко ехать? – спросил Шон.
– Не знаю, – признался Дафф. – Завтра минуем перевал – пятьдесят или шестьдесят миль по горам – и окажемся в диком вельде. И, может быть, еще неделю будем ехать по нему.
– Гонимся за радугой? – спросил Шон, наливая себе еще кофе.
– Скажу, когда доберемся. – Дафф взял свою чашку в руки. – Одно несомненно: в том образце было полно золота. Если там много такой породы, кое-кто сильно разбогатеет.
– Может, мы?
– Я бывал на золотых месторождениях. Лучшее достается первым. Есть шанс увидеть, что вся земля на пятьдесят миль в округе уже утыкана заявочными столбиками, как шкура дикобраза иглами.
Дафф шумно отхлебнул кофе.
– Но у нас есть деньги. Это наша козырная карта. Если удастся занять участок, у нас будет капитал, чтобы работать на нем. Если приедем поздно, сможем перекупить участок у брокеров. Ну а если и это не получится, существуют другие способы добывать золото. Не обязательно копаться в земле: магазин, салун, транспортный бизнес – только выбирай. – Дафф выплеснул остатки кофе на землю. – С деньгами в кармане ты фигура, без них – никто, и всякий может дать тебе в зубы.
Дафф достал из верхнего кармана длинную черную сигару и предложил Шону. Шон покачал головой. Дафф откусил кончик сигары и выплюнул в огонь. Подобрал горящую ветку, прикурил и, довольный, затянулся.
– Где ты научился шахтерскому делу?
– В Канаде.
Дафф выпустил струю дыма, и ветер унес ее.
– Ты, похоже, изрядно попутешествовал?
– Да, парень. Сейчас слишком холодно, чтобы спать. Лучше поговорим. За гинею я расскажу тебе историю своей жизни.
– Сначала расскажи, а там посмотрим, стоит ли оно того.
Шон закутался в одеяло и ждал.
– Поверю в кредит, – согласился Дафф. – Он выдержал драматичную паузу. – Я родился тридцать один год назад – четвертый и самый младший сын шестнадцатого барона Роксби, не считая тех, кто не дожил до возмужания.
– Голубая кровь, – сказал Шон.
– Конечно, ты только посмотри на мой нос! Но не перебивай. Мой отец, шестнадцатый барон, с помощью хлыста очень рано избавил нас от естественной привязанности к нему. Как Генрих Восьмой, он предпочитал детей как абстрактную идею. Мы старались не попадаться ему на глаза, что устраивало обе стороны. Нечто вроде вооруженного перемирия. У моего дражайшего батюшки в жизни было всего две страсти – лошади и женщины. За свои славные шестьдесят два года жизни он приобрел большую коллекцию тех и других. Его последней неутоленной страстью стала моя шестнадцатилетняя кузина, хорошенькая девица, насколько помню.
