— Я больше не имею вопросов.
Грибанова увели, но не в здание офицерского собрания, а в жандармерию. Там его поместили в одиночном карцере и дверь закрыли на засов.
Следующим вызвали на допрос Воронкова. Журналист забеспокоился, не встретив Грибанова ни по пути, ни в кабинете подполковника Кувахара. Он начинал нервничать.
— Скажите, а куда делся наш товарищ Чеботин? — спросил он переводчика, когда его усадили против Кувахара.
— Это мне неизвестно, — сухо и лаконично ответил Хаттори.
Вопросы Воронкову задавались по сути те же, что и Грибанову, и ответы его были в основном такими же. Отличались они, может быть, лишь тем, что Воронков вел себя более беспокойно, чем Грибанов. А когда подполковник Кувахара пригрозил, что он будет квалифицировать русских как шпионов, «проникших с враждебными целями на территорию суверенного государства“, Воронков не сдержался, с негодованием посмотрел на Кувахара и с горячностью сказал переводчику:
— Переведите этому господину: такого отношения лично я не ожидал. Что бы вы ни делали со мной, я никогда не подпишу акта о том, чего не видел и чего не знаю. Больше я ничего не имею прибавить.
Воронкова увели обратно в здание офицерского собрания, но поместили не в прежнюю комнату, а напротив, через коридорчик, в котором находились два жандарма.
Борилка, которого привели к подполковнику Кувахара после Воронкова, был немногословен и полностью безразличен ко всему, что происходило вокруг него. Боцман не скрывал ни фамилии своей, ни места работы, ни должности.
— Поскольку этот господин был боцманом погибшего парохода, он должен знать все подробности о китайцах, — говорил Кувахара переводчику. — Скажите ему: я прошу описать подробно, кто как выглядел и как выглядели японцы.
Выслушав перевод, Борилка в раздумье развел руками:
— Ну как я могу их описать? Оборванные, худые, еле держались на ногах. А японцы сытые, хорошо одетые. Вот и все.
Борилка отлично помнил, что ни одного японца среди китайцев не было, но, подумал он, тут, кажется, лучше сказать то, чего не было.
Кувахара, видимо, это почувствовал и предложил переводчику:
— Спросите: сколько было японцев?
— Чего не знаю, того не знаю, не считал.
— О каких он японцах говорит? — возмутился Кувахара.
— А о каких спрашивает господин офицер? — вопросом на вопрос ответил Борилка.
— Переведите: я накажу его, если он будет так мне отвечать.
— Воля ваша, — безразлично сказал Борилка переводчику, выслушав угрозу.
— Я еще раз спрашиваю: сколько было японцев и как они выглядели?
— Ну, сколько же можно отвечать! — с удивлением посмотрел Борилка на Хаттори. — Сколько было — не считал, как выглядели — хорошо.
— Сколько им на вид было лет?
— Всякие были, но в темноте нельзя определить. Были вроде пожилые и вроде молодые…
— Черт побери, да спросите его наконец, сколько их было?
— Не считал, понимаете русское слово, не считал.
Опасаясь, что эти шутки могут ему дорого обойтись, Борилка сказал переводчику:
— Так думаю: человек пять было, а может восемь.
— Спросите, почему же майор Грибанов говорил о двух японцах?
— Я не понимаю, о каком майоре Грибанове говорит господин офицер, — в недоумении поднял брови Борилка.
— Тот, кого я вызывал первым.
— Господин офицер имеет в виду шкипера Чеботина?
— Это в конце концов не имеет значения, пусть будет Чеботин. Он говорил о двух японцах — офицерах. Его слова подтвердил господин Сухоруков.
— Не знаю, может быть, офицеров и в самом деле было два, я на это не обратил внимания…
И проницательный Кувахара понял, что снова попал впросак.
— Спросите у этого дурака, — сказал он переводчику, — что он может сказать о подводной лодке, которая потопила их пароход?
Выслушав вопрос, Борилка снова развел руками:
— А что о ней сказать? Подводная лодка как подводная лодка. Ахнула нас — и пароход ко дну.
— Чья она? — тихо спросил подполковник.
— А черт ее батьку знает, — равнодушно ответил Борилка. — В темноте разве разглядишь?
Выслушав разъяснение Кувахара, что подводная лодка была американской и что это подтверждено русскими уже отправленными в советское посольство в Токио, Борилка безразлично сказал:
— Раз вам известно, что американская, стало быть американская. Я же не видал ее. Вам лучше знать.
Но подписать акт решительно отказался.
— Как же я могу? А вдруг она не американская? Мировой скандал!
— Объясните ему, — с мягкой улыбкой проговорил подполковник, — что десять русских уже подписали акт и благодаря этому уже отправлены в Токио и, может быть, уже на родину выехали.
— Ну что ж, — сказал Борилка, — значит, они видели. А я не видел. Да и то сказать: если десять человек подписали, удостоверили, зачем же мне подписывать человеку, который не видел лодку?
Борилку отправили в то помещение, куда отвели Воронкова.
— Не то дурак, не то хитрец, не поймешь, — отплевываясь, говорил Кувахара, когда за боцманом закрылась дверь.
И вот в кабинете Стульбицкий. Красновато — бурая жесткая бороденка его заметно вздрагивает, тонкие жилистые пальцы трясутся, и он все время прячет их. На выпуклом широком лбу — легкая испарина.
— Профессия? Ученый — географ. Да, из Москвы. Направлялся на Камчатку с заданием Академии наук. Ученые труды? Да, имею девять печатных работ. Две находятся в ведомствах. О чем? Могу охарактеризовать… Которые в ведомствах? Те являются государственной тайной. Нет, нет, о них я ничего вам не скажу, и не спрашивайте об этом, я дал подписку о неразглашении тайны.
Подполковник Кувахара понимающе улыбался: дескать, уважаю, тайна есть тайна, и я не намерен ее у вас выпытывать.
— Спросите этого господина, — обратился он к переводчику, — давно ли он знает майора Грибанова?
Стульбицкий заметно вздрогнул.
— Как, как вы сказали? Майора Грибанова? Что — то не припомню такой фамилии.
— Спросите, как фамилия этого высокого блондина, которого я вызывал первым?
Географ настороженно посмотрел на подполковника Кувахара, потом перевел взгляд на переводчика.
— А — а–э, гм, — промычал он. — Тот высокий? Знаете ли, я плохо с ним знаком… О, вспомнил, Чеботин! Так он, по крайней мере, представлялся, когда знакомились в шлюпке. Да, да, Чеботин. Нет, зачем же говорить неправду, — Чеботин.
— Спросите его, — с нескрываемым интересом попросил подполковник переводчика, — бывал ли он в Америке и говорит ли по — английски?
— Нет, в Америке не бывал, английского языка не знаю. Немецким владею свободно.
