Ответа не последовало.
Мейсон отпер дверь своим ключом, поднялся на второй этаж и подойдя к комнате с номером 281, он вставил в замок ключ и повернул его. Ключ подходил.
Адвокат в нерешительности стоял перед дверью.
Внезапно из-за двери послышался женский голос:
— Кто там?
— Это новый жилец, — сразу нашелся Мейсон.
— Новый жилец? О чем вы говорите? Ведь я еще не уехала.
— Я новый жилец. У меня и ключ есть. Прошу извинить меня за беспокойство, но…
В это время дверь широко распахнулась, и перед Мейсоном предстала возмущенная брюнетка, поспешно застегивающая «молнию» на халате. Глаза ее сверкали гневом.
— Вот это мне нравится! — выпалила она. — Я просто восхищена! Ведь я собираюсь уехать только к полуночи. Я и ключ еще не сдавала, да и плата внесена по первое число включительно.
— Прошу меня извинить, — сказал Мейсон, — но мне необходимо узнавать размеры этой квартиры.
Она по-прежнему стояла в дверях, пылая негодованием. Позади нее на кровати Мейсон заметил два открытых чемодана, в которые хозяйка укладывала вещи. На стуле лежал рюкзак.
— Я не одета… но это вы сами виноваты! — ворвались так неожиданно, — сказала брюнетка более мягко.
— Но я же звонил вам, а вы не ответили.
— Конечно, не ответила. Я не хотела, чтобы меня беспокоили. Я принимала ванну, а как только упакую вещи, поеду в аэропорт. Менеджер не имеет права вселять людей в мою квартиру.
— Я очень виноват, — сказал Мейсон, — и понимаю, что вы уезжаете, но мне хотелось бы измерить стены, чтобы знать, поместятся ли здесь вещи, которые я намереваюсь купить.
— Я уезжаю в полночь. За квартиру уплачено, и никаких измерений я не допущу.
— Видите ли, — продолжал настаивать Мейсон, изобразив на лице самую обольстительную из своих улыбок, — я уверен, что не помешаю вам.
— Вы мне уже помешали, ибо… Кстати, где я вас раньше встречала? Ваше лицо…
— Да? — перебил ее Мейсон.
— Вы Мейсон, — сказала она. — Перри Мейсон! Я видела в газетах ваши фото. Вот почему вы показались мне знакомым! Вы защищаете ту женщину. Вы…
Она попыталась было закрыть перед Мейсоном дверь, но он, резко шагнул через порог, и женщина невольно отступила в глубь квартиры. Толчком ноги Мейсон захлопнул за собой дверь.
— Убирайтесь! — сказала она. — Убирайтесь, или я…
— Вызовете полицию? — закончил ее угрозу Мейсон.
Она резко повернулась к одному из раскрытых чемоданов, и через мгновение в ее руке блеснула сталь револьвера.
— У меня есть более эффективное средство, мистер Мейсон.
— А что вы намерены сообщить полиции? — невозмутимо поинтересовался Мейсон.
— Я скажу, что меня… — Она стала расстегивать «молнию» на халате.
— Я скажу, что вы пытались овладеть мной. Я защищалась.
Мейсон сделал шаг навстречу.
— Прежде чем сделать что-либо подобное, — сказал он, — познакомьтесь вот с этим документом.
— Что… что это?
— Это, — пояснил Мейсон, — повестка для явки в суд и дачи показаний.
В ее глазах мелькнула растерянность, затем решимость. Рука осторожно скользнула по халату, нащупала замок молнии и начала медленно сдвигать застежку книзу, распахивая полы халата. В этот момент Мейсон резко шагнул вперед, схватил руку, в которой был зажат револьвер, рывком дернул ее вниз и заломил назад. Револьвер выпал и тут же оказался в кармане адвоката.
Она рванулась было к нему, но Мейсон отбросил ее к кровати.
— А теперь, — сказал он, — сядьте и не делайте глупостей. Может статься, что во всем мире я ваш самый преданный друг.
— Вы лучший друг?! — воскликнула она. — Вот это мне нравится!
— Я ваш самый верный друг, — повторил Мейсон. — А теперь оцените обстановку. Вы, живя в Солт-Лейк-Сити, выдавали себя за мать Дугласа Хепнера. Вы вместе с ним занималась рэкетом. Действуя в качестве детективов-любителей, получали двадцать процентов стоимости незаконно ввезенных драгоценных камней и постепенно превратили это дело в шантаж. Затем Дуглас Хепнер был найден мертвым с пулей в затылке, а сейчас вы намереваетесь ночным самолетом бежать за границу.
— Ну и что? А если и так? Мы живем в свободной стране. Я могу поступать как мне заблагорассудится.
— Конечно, можете, — согласился Мейсон, — но, поступая так, вы сами затягиваете веревочную петлю вокруг своей худенькой и нежной шейки. Если бы я был неразборчивым в средствах, каковым вы меня, очевидно, считаете, я бы не придумал ничего лучшего, как позволить вам сесть на самолет, а затем притянуть вас к этому делу, обвинив в совершении убийства. Это спасло бы Элеонор от смертного приговора.
— Он был убит из ее оружия, — сказала женщина.
— Совершенно верно, — согласился Мейсон, — ибо Элеонор дала ему револьвер для защиты. Но кто-то вонзил в него шприц, и он умер, находясь под влиянием наркотика. Очевидно, он был настолько одурманен, что вряд ли сознавал, что с ним происходило. В этих условиях ничего не стоило вынуть револьвер из его кармана и выстрелить ему в затылок.
— Вы сказали, что он был под действием наркотика?
— Да, думаю, что так оно и было. Ему впрыснули морфий.
— Тогда, — сказала она задумчиво, — это все объясняет.
— Что именно?
— Я не намерена вам рассказывать, — заявила женщина. — Я просто думаю вслух.
— Напротив, — сказал Мейсон, — вы все мне расскажете. Я вручил вам судебную повестку, и вы либо расскажете мне лично, либо будете выступать перед публикой в качестве свидетеля. Причем в присутствии газетных репортеров, фиксирующих каждое ваше слово.
— Не морочьте мне голову.
— Возможно где-то, — продолжал гнуть свою линию Мейсон, — живет ваша семья: мать, отец, может быть, вы были замужем и разошлись, у вас есть ребенок. Так неужели вам хочется…
На ее глаза навернулись слезы.
— Будьте вы прокляты! — вырвалось у нее.
— Я просто рисую вам картину того, что произойдет, — сказал Мейсон.
— Вам незачем втягивать в эту историю мою семью.
— Наоборот, это вы втягиваете, — возразил адвокат. — Вы и Дуг Хепнер занимались рэкетом. Я не знаю, сколько вы выжимали шантажом, но у вас была разработана система сигналов. Когда Дуг намеревался шантажировать свою жертву, он всячески обвораживал ее, пока ему не удавалось заманить ее в маленькое путешествие. Тогда он звонил вам по телефону и сообщал имя и адрес. Вы устраивали спектакль; изображали жену Хепнера, в общем, ловили зверя в капкан. Вы грозились разоблачениями…
— Нет, нет, — возразила она, — ничего подобного не было. Так низко я не падала.
