— Послушайте, капитан, вы, право, стоите того, чтобы я выцарапала вам глаза.
— Мне!.. Вот тебе и на! За что?
— Я приезжаю сюда с отчаянием в душе, чтобы почерпнуть у вас утешения и поделиться с вами горем, а вы только одно и твердите: этот брак не состоится. Не вы ли помешаете ему?
— Гм, гм!.. Как знать? — насмешливо заметил капитан. — Пожалуй, что и помешаю. Во всяком случае, если не я остановлю его, то это сделает некто другой, кого я знаю.
— Да, ваш знаменитый капитан Железная Голова?
— Именно, сеньорита.
— Который все едет, да никак не приедет! — с досадой воскликнула девушка.
— Ошибаетесь, сеньорита, он приехал.
— Он?
— Как нельзя вернее.
— Медвежонок Железная голова?
— Он сам, сеньорита.
— Вы видели его?
— Признаться, еще нет.
— О чем же вы мне толкуете?
— Позвольте.
— Я горю нетерпением, а вы как нарочно мучаете меня! — вскричала девушка, с гневом топнув крошечной ножкой.
— Можете ли вы говорить так, сеньорита, когда я исполняю все, что вы приказываете?
— Кончите вы или нет?
— В двух словах дело вот в чем, сеньорита: час назад, въезжая на пригорок, все также в обществе моего почтенного приятеля дона Торибио Морено… вот кому, между прочим, я готовлю хороший сюрприз!..
— Да продолжайте же, капитан, продолжайте, ради всего святого!
— Ну так вот, сеньорита, я увидел два больших корабля, фрегат и бриг, которые показались на горизонте.
— И это единственный признак?
— Для меня его вполне достаточно, сеньорита, и вот почему: фрегат идет со взятым на гитовы грот-брамселем и распущенным красным фор-брамселем.
— Вы должны знать, что я не поняла ни слова из того, что вы сейчас сообщили.
— Подозреваю, сеньорита. Для меня это означает так же ясно, как будто написано буквами высотой в шесть футов, что это фрегат Медвежонка Железная Голова.
— Ах, Боже мой! — донья Лилия сильно побледнела и пошатнулась.
— Что с вами? Уж не ужалила ли вас змея?
— Меня, капитан? Ничуть не бывало; это просто от волнения.
— Я предпочитаю последнее, сеньорита, — по крайней мере, опасности нет.
— Но вы сообщаете известия так внезапно!
— Ну вот! Не говорю я — грозят выцарапать мне глаза; говорю — падают в обморок. Прекрасное у меня положение, нечего сказать!
— Молчите!
— Весьма охотно.
— Отвечайте же!
— Как! Опять?
— Когда должен прибыть капитан Железная Голова?
— В эту ночь, по всей вероятности.
— Можете вы связаться с ним?
— Мог бы, то есть… нет, не могу!
— Не объясните ли вы мне этого противоречия?
— С легкостью, сеньорита. Я мог бы, если бы имел лодку, какую-нибудь пирогу или выдолбленное бревно, что бы то ни было; не могу же потому, что не располагаю ни одним из вышеозначенных средств для плавания и, при всем своем желании, не в силах проплыть мили четыре, по меньшей мере, уж не говоря об акулах, которые, вероятно, цапнули бы меня мимоходом, так как имеют дурную привычку постоянно шнырять вокруг берегов.
— Стало быть, вы нуждаетесь в лодке?
— Боже мой! Я удовлетворюсь чем угодно, лишь бы было куда сесть.
— Если бы я достала вам индейскую пирогу, смогли бы вы ею воспользоваться?
— Это как раз было бы мне на руку.
— Что такое?
— Это я так сболтнул, а просто хотел сказать, что для меня ничего не может быть удобнее.
— Пирогу я вам достану.
— В самом деле?
— Да.
— Сейчас?
— К какому времени она вам нужна?
— Позвольте, сеньорита… Солнце заходит часов в семь или в половине восьмого; раньше восьми полная темнота не наступит… мне нужна эта ладья или пирога где-то к половине девятого, но не позднее.
— Это почему?
— Принимая во внимание, сколько времени понадобится, чтобы привести пирогу в то место, откуда я должен отчалить… потом кратчайший срок на переезд… я не могу попасть на фрегат раньше полуночи.
— Не поздно ли это будет?
— Нет, сеньорита, напротив, самое лучшее время. Месяц всходит только в одиннадцать часов, а я уже буду так далеко от берега, что меня не увидят.
— Это уж ваше дело, капитан; вам лучше меня знать.
— Да, да, сеньорита, будьте уверены, я все устрою, положитесь на меня.
— Капитан, вы премилый человек, я вас очень люблю.
— Ах, если б это было правдой! — вскричал Бартелеми с трагикомическим видом. — Но все равно, ветер подул с другой стороны; я предпочитаю его прежнему.
— А когда мы увидим капитана Железная Голова?
— Кого? Медвежонка?
— Да, капитана Железная Голова.
— Знаю, знаю. Когда же вы желаете его видеть?
— Разве вы не понимаете, что кузина будет рада увидеть его чем скорее, тем лучше?
— Постойте-ка!
— Что такое?
— Позвольте прикинуть.
— Вечно все только прикидывать!
— Правда, но ведь это единственное средство не ошибиться. Можете ли вы выходить в ваш сад когда вам заблагорассудится?
— Кто же нам запретит? Мы с кузиной совершенно свободны.
— Хорошо; извольте же нынче часам к трем утра прогуливаться вдвоем, как ни в чем ни бывало, близ калитки, которая вам известна.
— Которая в самом конце сада, со стороны леса?
— Именно.
— А дальше что?
— А то, что, вероятно, некое отчасти знакомое вам лицо постучится в эту калитку…
— Ах, капитан, если вы это сделаете, то я…
— Что? — с живостью перебил он.
— Повторяю вам, вы будете премилым человеком и я буду крепко любить вас.
— Так решено, я привезу вам Медвежонка, живого или мертвого.
— Кузина предпочла бы первое.
— Понятно; да и он также, надо полагать. Вы ничего больше не желаете спросить у меня, сеньорита? Не стесняйтесь.
— Нет, ничего.
— Так я напомню вам о пироге для меня.
— Я сейчас уеду, следуйте за мной на расстоянии, я укажу вам место, где она находится. Смотрите, не забывайте вашего обещания.
— Скорее умру, чем обману вас.
— Вот моя рука, до свидания, капитан.
— До свидания, сеньорита, — ответил он, целуя протянутую ему крошечную ручку.
Девушка присела в грациозном поклоне, сопровождая его пленительнейшей улыбкой, и вышла из шалаша.
Спустя минуту на потрескавшейся от засухи земле раздался лошадиный топот, который быстро удалялся.
Оставшись один, капитан подозрительно осмотрелся вокруг, наклонился к куче сухих листьев в углу и, порывшись в них, достал свое буканьерское ружье, спрятанное некоторое время тому назад, когда он покидал шалаш с доном Энрике Торибио Морено.
— Вот мой «желен», — весело воскликнул он, — хорошо быть предусмотрительным. Если я встречусь со своим славным товарищем, то докажу вам, что я не обманщик.
