«Хорьх» рванул с места. Солдаты, стоя навытяжку у края мостовой, отдавали честь…
Вера погибла в автомобильной катастрофе двадцать третьего ноября, через четырнадцать лет после конца войны…
В тот день Инге исполнился ровно год.
СТАРИННЫЙ ТРЕХБАШЕННЫЙ ГЕРБ
города Зальцбурга на конверте, который почтительно протягивал Карл, почему-то сразу бросился мне в глаза.
— Вам письмо от господина вице-бургомистра.
Шофер выглядел непривычно растерянным, даже каким-то виноватым.
Письмо? Что за официальность такая? После вчерашнего развеселого вечера.
Я вынул плотный лист с таким же тисненым гербом, испещренный торопливыми цепочками собственноручных строк моего так неожиданно разгулявшегося сотрапезника.
«Милостивый государь, многоуважаемый господин профессор! — писал он в традиционном тяжеловесном стиле официальных посланий. — Прошу принять мои глубочайшие извинения по поводу того, что я не смогу сдержать своего собственного обещания. Как выяснилось сегодня утром, автомашина в послеобеденное время должна будет поступить в распоряжение персональных гостей господина бургомистра — вчера еще я об этом не имел представления. Обстоятельства оказались сильнее меня. Прошу это понять и простить».
Далее, после размашистой подписи, следовал менее официальный постскриптум:
«Мы оба, я и моя жена, преисполнены благодарности Вам и Вашей милой дочери за вчерашний вечер. От души желаем приятного путешествия!»
Значит, все-таки мы с Ингой должны будем ехать экспрессом «Моцарт». Он уходит с Зальцбургского вокзала ровно в час дня.
Кто-то добился своего.
Но зачем? С какой целью?
— Вот и остались мы оба лгунами перед господином профессором — и вице-бургомистр, и я. — Карл, добрый малый, неловко переминался с ноги на ногу.
— Что же все-таки стряслось? Вы не знаете?
— Как не знать, господин профессор, в шоферской чего только не услышишь. Здесь у нас какие-то важные гости, не то из ФРГ, не то из Нидерландов. Так вот, вчера ни с того ни с сего возьми да и сломайся их «крайслер». А ведь уж до чего надежная машина! Вечером они звонили господину бургомистру в Вену, по всяким там своим делам. Ну и упомянули, между прочим, о своей беде — на чем же теперь по окрестным горным трактирам раскатывать? Вот бургомистр и предложил им попользоваться «фордом» на время своего отсутствия: он же ничего не знал об обещании господина Грубера… Может быть, останетесь в Зальцбурге еще на сутки? — предложил Карл несмело. — Вы ведь здесь далеко не все осмотрели; фрау Маргарет тоже сокрушалась, что пришлось скомкать программу. А завтра у меня законный выходной, и я вас помчу в Инсбрук на своем «фиате», да так, что только ветер в ушах!
— Спасибо, Карл, — я растроганно похлопал его по плечу. — Нужно обязательно сегодня. У нас ведь и там программа. Одно цепляется за другое… Словом, никак!
Услышав голоса, из соседней комнаты явилась моя дочь. Мы завтракали вместе, но потом Инга отправилась на прогулку. «Прошвырнуться по владениям Мирабель», — как она «изящно» выразилась.
— Что случилось, Карл? — Она, дружески улыбаясь, подала ему руку.
— Почему сегодня никто не разбудил меня ни в четыре, ни в пять, ни даже в шесть? Я позорно продрыхла все это прекрасное утро.
— Небольшое осложнение, флейлен Инга.
— Осложнения? — Инга переводила взгляд с него на меня. — Такая изумительная погода — а у вас тут какие-то осложнения?
— Карл шутит. Просто мы с тобой поедем в Инсбрук не на машине, а поездом, как предполагалось раньше. Вот и все.
Инга огорчилась:
— А Целль-ам-Зее? А снежные вершины, опрокинутые в воду озера?
— Мне самому страшно жаль, фрейлейн Инга. — Лицо Карла опять приобрело виноватое выражение. — Все как будто вывернулось наизнанку… Вот и фрау Маргарет тоже…
— Тоже вывернулась наизнанку?
Инга никогда не пропускала возможности подкусить. Она будто ждала, когда с чьих-то уст сорвется не совсем удачное слово.
Карл ухмыльнулся. То, что меня в Инге раздражало, злило, а иногда, правда редко, даже выводило из себя, ему, кажется, было вполне по душе.
— Тогда уж скорее ее вывернули… Вы знаете, она ведь готовится к каждому своему походу с гостями, как учитель к уроку. Обложится справочниками, словарями… А тут ей прямо с утра нежданно-негаданно подсунули каких-то двух датских бизнесменов. У второго городского гида сегодня отдых, а датчане возьми да и прилети на день раньше условленного. Оба толстенькие, оба коротконожки. Фрау Маргарет шипит, как недобродившее вино. Боюсь, господам датчанам сегодня не поздоровится.
— А вы?..
— Оставлен целиком и полностью в вашем распоряжении, фрейлейн Инга. Приказано быть с господином профессором до самого поезда.
— Значит, и кнедли…
— Само собой разумеется! Если… если вы только не передумали, — Карл косился на нее с опаской.
— Я передумала?! — ужаснулась Инга. — Да они мне сегодня всю ночь снились, эти кнедлики! Коричневые такие, блестящие, словно шоколадные, хрустят в зубах.
— Да ничего подобного! Они белые, мягкие, прямо тают во рту.
— Правда? Какое счастье! Терпеть не могу шоколад!..
Мы быстро собрали свои немногочисленные вещи, Карл снес их в машину. Не имело никакого смысла возвращаться перед поездом в гостиницу.
— Едем прямо к вам. Карл? — Инга по своему обыкновению устроилась на переднем сиденье. — Мне хочется посмотреть, как Лиззль их делает.
— Она еще в церкви.
— Разве сегодня праздник? — удивилась Инга.
— А как же!
— Какой?
— Три года с того дня, как нас соединила святая дева Мария. Мы познакомились у ее алтаря. Нужно же поблагодарить. Нам кнедлики, а ей хотя бы свечу.
— Конечно, конечно, — великодушно согласилась Инга. — А куда вы нас сейчас везете?
— На Гору капуцинов, с вашего разрешения. Есть еще время, и я хочу преподнести вам весь Зальцбург.
— На блюдечке?
По-немецки это прозвучало чересчур прямолинейно, и Карл озадаченно повернулся:
— Как вас понимать, фрейлейн Инга?
— Есть такое русское выражение: на блюдечке, на тарелочке. Оно означает: любезно преподнести все целиком, без остатка.
— Ну что ж, на блюдечке так на блюдечке — мне для вас ничего не жаль…
Они беспечно шутили, смеялись, а я все ломал голову над своим «кроссвордом». Почему поезд? Почему именно поезд?
В конце концов я пришел к выводу, что «кроссворд» неразрешим. Уж слишком мало у меня исходного материала. По крайней мере в настоящий момент.
Придется набраться терпения и ждать дальнейшего развития событий.
