Русинову не хотелось думать, что вся забота о нем связана лишь с желанием удержать его в поле зрения, не дать ступить самостоятельно и бесконтрольно ни одного шага. Такова уж психология человека – привязываться к тем людям, кто печется о тебе и проявляет участие, почти независимо, корыстна или нет конечная цель. Даже преступник на плахе успевает за короткий миг привязаться к своему палачу, если тот, прежде чем отрубить голову, обращается с ним по-человечески и достойно. Все-таки пожар на спине сильно поразил воображение Русинова, и он как-то упустил из виду любопытную записку учителя Михаила Николаевича. И лишь оставшись один – Ольга с Петром Григорьевичем «распинали» Варгу, – он стал прокручивать в памяти весь сегодняшний день, и вдруг два события соединились сами собой: иносказательная записка о вербном меде и неожиданная откровенность Петра Григорьевича по поводу Кошгары. Ведь он же его таким образом отсылал с пасеки! Причем «продавал» серьезному и суровому участковому милиционеру в Гадье. Мог ведь еще вчера спросить, что Русинов ищет, когда приходил на раскопки. Правда, вчера его захватила стихия полета, но утром-то, когда заводили машину с буксира, мог! Почему он «пожалел» рыбачка после того, как получил альпинистские ботинки и записку? А ведь эти дурацкие башмаки могут означать лишь адрес, куда и к кому отослать гостя, чтобы не мешал здесь, на пасеке.
Выходило, что тот рыжий многодетный папаша Михаил Николаевич начальник Петра Григорьевича. И теперь Русинова будут передавать из рук в руки…
Повинуюсь року!
Едва стемнело, Петр Григорьевич вдруг ни с того ни с сего запустил электростанцию и дал в избу свет. Лечение Варги было на сегодня закончено, и Ольга собиралась лечь спать, но тут же просияла:
– Ура! Будем смотреть телевизор!
Сам же Петр Григорьевич ушел к Варге в баню, и Русинов понял, что пчеловод таким образом отвлекает внимание: по-видимому, им срочно потребовалось что-то обсудить.
Ольга опять прилипла к «ящику»: показывали какую-то серию «мыльной оперы». Русинов достал сигарету и вышел будто бы покурить. Он хотел тихо подойти к банному окошку и откровенно подслушать конфиденциальную беседу «мелиораторов». Ветер менялся, потеплело, однако над горами висели низкие, многослойные тучи, а над головой в разрывах облаков светились звезды. Сначала ему показалось, что над горами среди разноцветных туч мелькнула восходящая луна: багровый диск мелькнул и исчез. Но он снова вырвался и, оставляя за собой, как показалось, дымный белесый след, поплыл сначала на север, затем резко изменил направление, покружился и завис над землей.
И вдруг он на глазах изменил конфигурацию, из круглого обратившись в вытянутый эллипс.
Русинов попятился, развернулся и побежал в дом. Ольга не оглянулась даже на громкий стук двери.
– «Тарелка»! – крикнул он. – Пошли скорее! Она не расслышала, но, заметив его возбуждение, испуганно спросила:
– Что случилось? Что?!..
– Над нами «тарелка» висит! НЛО! Быстрей!
– Да? – оживилась Ольга. – Я нынче еще не видела! Они побежали к изгороди пасеки. «Тарелка» сместилась далеко на юг и теперь имела вид ярко-оранжевой шляпы. Она двигалась ровно, выписывая огромный полукруг, иногда пропадала в слоистых облаках. Причем в этот момент у НЛО включался то ли луч, освещавший путь, то ли двигатель. И цвет ее менялся до вишневого. Русинов держался спокойно, однако знобящий, неуправляемый страх сковывал мышцы, защемило под ложечкой.
– Сегодня у пришельцев праздник, – проронила Ольга. – Начало сезона «тарелок»!
– Впервые вижу, – признался Русинов. – Не верил…
– Тут хоть верь, хоть нет – летают!
А «тарелка» между тем превратилась в шар и, мелькая между облаками, потянула к земле и зависла над самым лесом! Может быть, километрах в двух! И стала расплывчатой, размытой, словно отраженное солнце в зарябленной ветром воде.
«Пришельцы! – внезапно прорезала сознание мысль. – Авега и Варга – не люди…»
Он тут же отплевался, открестился от такой сумасшедшей мысли. Резко потряс головой, утер лицо.
– Что с вами? – обеспокоенно спросила Ольга.
– Фантастика! – засмеялся он. – Всякая чепуха в голову лезет!
Шар над землей погас, и небо будто бы сразу успокоилось, обрело знакомый ночной колорит – облака, кусочки чистого неба со звездами, чуть светлеющий западный горизонт.
– Какая, например? – облегченно вздохнула Ольга, словно смотрела скучный спектакль.
Чтобы отогнать окончательно навязчивую мысль, Русинов пошутил:
– Подумал, что вы – инопланетянка!
– А что, похожа? – Она кокетничала.
– Да… От телевизора невозможно оторвать. Может, у вас там не было их?
– Увы! – воскликнула она. – Я земная! К сожалению… – Где же вы научились управлять огнем?
– У мамы.
– А мама? Может, она прилетела?..
– Мама, возможно, и прилетела откуда-нибудь, – тихо проговорила Ольга. – Но папа точно землянин. Даже на самолете летать боится.
Они направились было к дому и в это время прямо перед собой снова увидели встающий из леса огненный шар, но уже другой и в противоположной стороне. Он приподнялся над землей, приостановился на секунду и стремительно пошел вверх. Казалось, разорванные им тучи клубятся и тянутся вслед, как при ядерном взрыве.
– Сегодня они парами летают! – засмеялась Ольга. – Ладно, смотрите, если хотите, а я фильм досмотрю.
Она взлетела на крыльцо и скрылась за дверью.
На высоте шар потемнел и стал быстро переливаться из одной формы в другую, словно подбирал удобную для себя, и, наконец превратившись в угловатый предмет, похожий на железнодорожный костыль, пошел блуждать между ярусами туч. Русинов немного обвыкся с этими чудесами и вспомнил о переговорах Петра Григорьевича и Варги. Вот случай, когда можно осторожно пробраться в предбанник и послушать у двери. И если даже застанут за таким неблаговидным делом, можно вылупить глаза и заорать – «тарелка»! Увлекающийся пчеловод забудет, что и было…
Не скрываясь и поглядывая в небо, как пришелец, он подошел к бане и затем неслышно ступил в предбанник. В темноте он коснулся двери лишь кончиками пальцев, нащупал притвор и стал к нему ухом. В бане, кажется, была полная тишина, лишь возле головы позванивали комары. Он подождал минуты две: пауза в разговоре, слишком долгая. Если бы там сейчас шла беседа двоих людей, то кроме речи обязательно были бы звуки – скрип, дыхание, шорох одежды. Русинов подождал еще немного и неожиданно услышал какой-то металлический шелест вверху, на просторном и высоком чердаке бани, забранном досками. И в следующий миг донесся отчетливый голос пчеловода:
