— Да. Карту нарисовал друг моего прадеда, и они вложили её в трость, а кортик… Это средневековая реликвия, принадлежащая моей семье много лет. Его использовали как приманку.
— Постой, а как эти вещи оказались у Эдди?
— Старший брат моего отца был хранителем. Но его вместе с дочерью убили, к сожалению, а трость и кортик выкрали. Бэдрол говорил, что выкупил их у одного коллекционера.
— Кортик не имеет отношения к тотемам. Но почему тогда считается, что он — ключ?
— Потому что, как я говорил, мой прадед разгадал загадку, но не успел найти сокровища. А его потомки следовали его мнению, что клад должен быть скрыт на острове. Связь тотемов и кортика — идея прадеда, а Бэдрола просто обманули. А я его отговаривать не стал. — Почему ты мне об этом рассказываешь?
— Потому что я не хочу кончить, как мой дядя.
Ах, если бы ты знал, что произошло в ту ночь.
— Я слышал о человеке, который не желал отдать дочь за парня из народа и убил её, а парень прирезал его самого и вынес из дома ценности. Это было около сорока лет назад, — вступил в разговор мой жеманный друг, подкрепив свой монолог мимикой и жестами.
Опять подслушивал. Но откуда эту историю знает Бивень?
— О чём ты? — обратился к нему Брюс.
— Так. Просто вспомнил одну грустную историю.
Брюс был слишком подавлен своей участью, чтобы разбираться, говорит ли Хук правду, или паясничает.
— Откуда тебе известна эта история? — спросил я Бивня, когда Корил отправился на боковую.
— Кит рассказывал. Они с Эдди были, типа, друзьями, пока папаша не забрал себе тотемы, лишив Бэдди возможности найти сокровища. А он всё равно, искал, Энди, раз в одиннадцать лет он отправлялся на остров, перекапывал его весь. Пока не придумал собрать неудачников.
— Но ведь тотемы были у тебя, — напомнил я.
— Он этого не знал. Думаю, он решил, что и без них сможет найти клад.
— Он же обыскал каждый дюйм на острове. Клада нет, Алан. А если он и был, то прадед нашего уважаемого историка, скорее всего, нашёл его и прибрал к рукам, после чего распространил ложную легенду, чтобы его не обокрали.
— А как насчёт того, что тотемы работают? — поинтересовался Бивень.
Он опёрся о решётку, разделяющую камеры.
— Химия, физика… не знаю точно. Но заключённых духов в них нет. Это наши души, человеческие — пленники плоти, тянутся к неизведанному.
— Значит, всё зря?
— Получается так. Единственной проблемой остаётся восстановление памяти.
— Что ты предлагаешь, Энди? — мы перешли на глухой шёпот.
— Действуем по плану, а пока я буду думать над тем, как нам перезапустить машину Бэдрола.
— Вряд ли это получится.
— Он уже раз подпустил нас к ней. Если мне удастся придумать, как заставить его сделать это ещё раз… Знать бы, как она работает.
— Есть ещё человек, которому это известно, — пропел Бивень.
— Уверен, мы подумали об одном и том же, — прошептал я, а Хук высунул язык и изобразил руками ножницы.
На рассвете нас разбудил охранник. Нас вывели из логова Бэдди, которое оказалось переоборудованным подвалом старого склада. Мы разместились в джипе, и нас повезли к причалу. В море красовалась огромная трёхпалубная яхта Бэдрола, на которой мы должны были отправиться на остров Грёз.
Дорога заняла двое суток. Яхта шла на полных оборотах. Я старался не подниматься на палубу, чтобы мне не стало дурно от запаха моря. Мы по-прежнему были пленниками, но к нам относились с должным уважением. Единственным недостатком, по крайней мере для меня, была пища: креветки, лангусты, осьминоги… Многие бы на моём месте радовались этим дарам моря. Но не я. Я и рыбу-то не особенно люблю — предпочитаю мясо млекопитающих и корнеплоды. Зато алкоголя было в избытке и на любой вкус. Но и он меня не радовал.
Я всё думал, как бы не сорвался мой план и из-за этого не пострадали мои друзья. Я проигрывал в голове придуманный сценарий, надеясь, что нам не придётся от него отступать. И переживал за Эву.
Последние три ночи мои сны были запутанными, и я не мог наутро определить, что же мне снилось. Зато мои воспоминания приобрели более чёткий оттенок. С каждым днём я вспоминал всё больше, а сны становились всё короче, бессмысленнее и мутнее.
И я вспомнил момент, когда был на яхте ведущего и использовал свой бонус. Теперь я точно знал, как можно вернуть память участникам телешоу. Но всё равно переживал, сработает ли мой план. Оставалось только ждать.
Мне бы не хотелось никого подвергать опасности, и поэтому я подключил полицию Майами, военный флот (этим должна была заняться Марсела) и ФБР — не было сомнений, что Билл Рид свяжется с шефом, а тот — с агентом Смитом.
Но и Бэдрол мог дать отпор на острове. Его яхта — настоящая броня, а пещеры, как я вспомнил недавно, состояли из множества лабиринтов, в которых можно скрываться длительное время. Я надеялся, что ничего не упустил, а, наоборот, учёл эти преимущества.
В первый день плавания меня донимал Терри. Он всё оправдывал свои поступки и заявлял о готовности помочь. Я не мог верить ему на сто процентов, поэтому отводил ему второстепенную роль и предусматривал несколько вариантов развития событий. Хотя в последний момент я отказался и от этой затеи. Пусть лучше думает своей головой, а я и Марсела проследим, чтобы он не наделал глупостей.
Брюс сначала в мои планы не входил вообще, и мне пришлось быстро соображать, когда мы были в логове Эдди: историк знал о деталях, передающихся из поколения в поколение в его семье, и готов был оказать нам поддержку, лишь бы его оставили в покое. Мои попытки расспросить его о судьбе клада не увенчались успехом. Он был уверен, что сокровищ и не было вовсе.
Бивень проводил много времени с Китом. Было забавно наблюдать за ними: они двигались и разговаривали одинаково, с той лишь разницей, что у Ричардса это выходило естественно, а у его сына — комично.
Терри нервничал. Он не знал, что его ждёт, а я на его вопросы не отвечал.
Брюс Корил был в печали. Он, казалось, ожидал самого худшего, а в его представлении самым худшим было получить увечья или остаться навсегда пленником. Странно, обычно людей пугает смерть, но он, возможно, из тех, кто с ней уже сталкивался и считал её теперь избавлением.
В последний вечер пребывания на яхте мне случайно удалось подслушать разговор Бэдрола и Ричардса. Он оказался весьма занимательным.
— Ты очень изменился, Эдди.
— Время всех меняет, Кит.
— Мне жаль тебя: ты выбрал неправильный путь.
— Я не нуждаюсь в жалости, а твоё мнение меня не волнует. Ты окончательно разрушил нашу дружбу, когда забрал тотемы. И ты разрушил мои мечты.
