— Ладно трепаться, — оборвал Николая Монгол. — Скажи матери, чтобы вышла. Разговор есть.
Когда Марья Павловна, перекрестившись несколько раз, безвольно вышла в коридор, он почти вплотную подсел к Парфенову, сказал тихо:
— Сейчас поедем к Ирине.
— Но ведь ее дома…
— Слушай сюда, — оборвал его Монгол. — Сейчас поедем к милой Софье Яновне, которая едва не стала моей тещей, я встану в стороне, а ты нажмешь кнопку звонка. Когда старуха откроет, зайдем в квартиру, а все остальное я беру на себя.
— А если не пустит? — все еще надеясь, что Монгол может отказаться от этой затеи, спросил Парфенов.
— Тебя пустит, — заверил его Монгол и с кривой усмешкой добавил: — Ты же у нее вроде приближенного лица, Ну а чтобы наверняка — позвони-ка сейчас ей. Внакладе не останешься, если все будет как надо — полкуска твои. Звони.
Окончательно струсивший Парфенов снял телефонную трубку, дрожащей рукой набрал пятизначный номер квартиры Лисицких. К телефону долго никто не подходил, но вот длинные гудки оборвались, и в трубке послышался недовольный голос Софьи Яновны:
— Ну? Я слушаю?
— Это я, Коля, — стараясь не смотреть на притихшего Монгола, выдавил из себя Парфенов.
— А-а, — недовольно протянула Лисицкая, — ты? Чего так поздно звонишь?
— Дело есть. Мужик один от Ирины привалил, просила тебе передать кое-что.
— А до утра не мог потерпеть?
— До утра?.. — замялся Николай. — Да нет, до утра нельзя. Дело срочное.
— Ну ладно, приезжай, — нехотя согласилась Софья Яновна и положила трубку.
— Молодец! — Довольный Монгол хлопнул Николая по плечу. — Скажи матери, чтобы не суетилась, через час вернешься.
Парфенов, боясь смотреть ему в глаза, кивнул согласно. Потом подтянул брюки, сказал просительно:
— Мне бы…
— Обделался, что ли, со страху? — ухмыльнулся Монгол.
Парфенов кивнул, быстро вышел в коридор и, прихватив с электросчетчика огрызок карандаша, которым обычно записывал нагоревшие киловатты, юркнул в туалет, накинул крючок, торопливо начал царапать на газетном клочке: «Мать, срочно позвони в милицию и скажи, что я с Монголом поехал на квартиру Лисицкой. Телефон в моей книжке». Затем он скатал записку в трубочку, спустил для вида воду и, когда проходил мимо кухни, незаметно сунул записку матери, прошептав едва слышно:
— Когда уйдем, прочти.
Едва закрылась входная дверь, как старушка дрожащими руками, нашептывая «Господи, упаси», развернула скатанный в трубочку клочок бумаги, сбегав за очками и нацепив их на нос, медленно, по слогам прочитала написанное и, то и дело повторяя «Господи, да что ж это такое? Упаси его, баламутного!», просеменила мелкими, старческими шажками к телефону, дрожащей рукой набрала номер.
— Милиция? Сынок, это я, Парфенова Марья Павловна. Колька мой просил, чтобы я вам позвонила… Да, Парфенов Николай. С Монголом каким-то только что уехал. Куда? К этой… К стерве… К Лисицкой.
До дома, где жила Ирина Михайловна со своей матерью, Николай и Монгол добрались быстро и без происшествий. Перед самым домом Монгол приостановился на минуту, еще раз сказал Николаю, что тот должен сказать старухе Лисицкой, и решительно шагнул в ярко освещенный подъезд. Окончательно протрезвевший Парфенов хотел было отстать, но, увидев жесткий оскал полуобернувшегося к нему Монгола, подавил начавшуюся было икоту и пошел следом. В эти минуты он молил бога, чтобы мать нашла его записную книжку и дозвонилась по нужному телефону.
Монгол не стал вызывать лифт, а, перемахивая сразу через две ступеньки, быстро взбежал на нужный этаж. Остановился около двери и кивком головы показал Николаю, чтобы тот нажал кнопку звонка. Парфенов, полностью положившийся на «авось», тяжело отдышался и ткнул палец в черную кнопку.
За дверью послышался мелодичный звон и дребезжащее:
— Ты, что ль, Николай?
Монгол, почти вжавшийся в стену, яростно кивнул ему, чтобы тот не молчал.
— Я, я, — заторопился Парфенов. — Открой.
Послышался шум проворачиваемого ключа, бряканье откинутой цепочки. Дверь приоткрылась, и Монгол, не выдержавший напряжения, рывком бросил свое сильное тело в образовавшуюся щель. Софья Яновна выпучила глаза, с ужасом рассматривая неизвестно откуда появившегося Монгола, и вдруг заголосила визгливым, старческим голоском. Монгол бросился к ней, зажал рот ладонью и, пропустив в прихожую Николая, ногой захлопнул дверь.
Словно заведенный автомат, Николай помог ему связать старуху и только после этого, присев на краешек дивана, спросил отупело:
— Зачем это ты?
— Заткнись! — оборвал его Монгол и сел напротив связанной по рукам и ногам Лисицкой.
Какое-то время он молчал, профессиональным взглядом окидывая комнату, затем спросил, вытащив из ее рта кляп:
— Ну что, старая, узнала, поди?
Софья Яновна продолжала молча смотреть на Монгола, которого, по рассказам дочери, посадили на много-много лет.
— Значит, узнала, — словно подытоживая что-то, произнес Монгол и добавил: — Надеюсь, старая, ты в курсе, что я сел благодаря твоей дочери?
Старуха, словно выброшенная на берег рыбина, широко открыла рот, пытаясь что-то сказать, но не смогла произнести ни слова, и только гортанный клекот вырвался из ее груди.
— Знала, знала, — остановил ее движением руки Монгол и сказал, четко отделяя слова: — Так вот, я пришел за долгом. Паучка бриллиантового сама отдашь, или мне придется всю твою хазу перевернуть?
— Нет! Не-ет… — истошный вопль прошил затемненную тишину просторной квартиры.
Все, что произошло дальше, Парфенов воспринял как освобождение от кошмарного сна.
Длинный и требовательный звонок, раздавшийся в прихожей, заставил Монгола броситься к продолжавшей кричать старухе и зажать ей ладонью рот.
— Кто это? — почти выдохнул он в лицо Николая.
Тот сжался, словно от удара, бросил затравленный взгляд на дверь, все еще не веря в свое счастье, прошептал заикаясь:
— Н-не з-знаю.
А в коридоре продолжал надрываться звонок, и чей-то голос, строгий и требовательный, произнес:
— Приходько? Открывайте. Иначе взломаем дверь.
Монгол бросился к окну, выглянул во двор. В темноте четко вырисовывался силуэт машины, а около подъезда и под окнами маячили фигуры людей.
— С-сука. Ты?.. — В едином прыжке он очутился около Парфенова, ухватил его за ворот. — Порешу, гада!
И в этот момент Николай сделал то, о чем долго потом вспоминал, удивляясь самому себе. Он головой ударил в озверевшее лицо Монгола и, когда тот отпустил его, закрывшись руками от второго удара, бросился в прихожую, крутанул ключ в замочной скважине и рывком открыл дверь.
